– Далеко не ходите, ребята. Займите кабинет Рузвельта.

– Мне только что звонила генеральный прокурор, – обратился к Дрискиллу Макдермотт. – Просила тебя ей отзвониться. Вот ее личный номер. Она в министерстве юстиции. – Мак затащил Дрискилла в пустой кабинет Рузвельта, подальше от случайных ушей.

– Спасибо, Мак. Я позвоню.

– Мне показалось, она расстроена. Увидела что-то по телевизору. Не выпить ли нам с тобой попозже? Ты где остановился?

– Я постараюсь вернуться домой, Мак.

– Слушай, я всерьез. Как насчет семи вечера в «Уилларде»? Ты еще успеешь на поезд.

Дрискиллу не хотелось пить ни с Маком, ни с кем другим, и Макдермотт прочитал это по его лицу.

– Это действительно серьезно, – повторил он. – Для меня. Для Чарли. И для Эллен… Мне надо выговориться. – Он протяжно присвистнул, покрасневшие глаза беспокойно бегали. – Он меня ждет… Слушай, всего по стаканчику. Я буду тебя искать. В семь, Бен.

– Ладно, ладно… Ты лучше иди.

Макдермотт кивнул:

– Хотел бы я знать, какого черта ему надо.

Ларкспур, открыв дверь, впустил главу администрации в святая святых.

Дрискилл представил себе их разговор, как президент рассказывает о смерти Дрю. Да уж, Маку будет что послушать. Пройдя по коридору к кабинету Мака, он попросил у секретарши разрешения воспользоваться телефоном. Та кивнула: «Конечно, мистер Дрискилл», – и кивком указала на пустой кабинет Макдермотта. Дверь была открыта настежь, на столе и на полу пирамиды бумаг, папок, блокнотов, газет, журналов и книг. Бумажные дебри. Он набрал номер, и телефон почти мгновенно отозвался:

– Да?

– Привет, подружка, это я, Бен.

– О, Бен… – голос звучал простуженно. – Я тут плачу… Только что услышала в новостях о Дрю. Ты знаешь?

– Знаю, что он умер. – Он не ожидал, что новость распространится так быстро.

– Ты потому и приехал? Мне сказали, ты неожиданно назначил встречу с президентом.

– Да, поэтому. – Возможно ли в этом городе сохранить хоть что-то в секрете?

– Ты уже освободился? – Ему всегда нравился ее мягкий выразительный голос.

Тереза Роуэн, начинавшая в фирме «Баскомб, Лафкин и Саммерхэйз» и ставшая теперь генеральным прокурором, была из породы женщин-победительниц. В колледже успешно подрабатывала манекенщицей, первой из афроамериканцев стала партнером в конторе Саммерхэйза и первой из женщин ее расы и второй из женщин вообще стала генеральным прокурором.

– На пару часов, – сказал он.

– Какой ужас с Дрю… да, Бен? Такой удар.

– Плохая новость.

– Ты уже закончил с президентом?

– Да, закончил.

– Может, подойдешь ко мне в министерство? Мне хочется поговорить с тобой. Это вправду тяжело.

– Ты не предупредишь охрану внизу о моем визите? В прошлый раз мне только что проктоскопию не сделали, прежде чем пропустить.

– Это потому, что ты такая задница, – шепнула она.

– Ноэль Кауард гордился бы тобой…

– Я их предупрежу, чтоб ожидали явления самого выдающегося адвоката Нью-Йорка.

– Вообще-то… он скончался этой ночью.

Ларкспур обеспечил Дрискиллу машину. Дождь барабанил по асфальту стоянки и по крыше длинного черного автомобиля. Представители прессы попрятались в комнату для пресс-конференций. Жара не спадала. Он устало опустился на прохладную кожу заднего сиденья, глядя, как дворники смывают со стекла липкую слякоть.

Вывернется ли Чарли, осталось ли у него в шляпе что-нибудь для последнего трюка? Дрискилл не умел по-настоящему разбираться в приметах, определять пульс и кровяное давление электората, как это делала Эллен Торн. Такое впечатление, что она озабочена больше, чем сам Чарли. Нет, просто у них разный стиль. Эллен Торн не сумела найти к нему подход.

Тереза Роуэн ждала в длинном помещении на пятом этаже, в комнате, которая служила кабинетом Бобби Кеннеди. Со времен Кеннеди сменявшие друг друга генеральные прокуроры использовали ее как конференц-зал. В ее пропорциях было некое величие, удовлетворявшее даже самых честолюбивых чиновников; к тому же все были осведомлены об ее историческом значении, помещение словно навеки осталось за братом мученически погибшего президента, также ставшим жертвой убийцы. Тереза Роуэн, назначенная на этот пост, не теряя времени превратила комнату в свой кабинет, именно потому что когда-то она принадлежала Роберту Ф. Кеннеди. Он был одним из ее героев, может быть, первым из них. А она была не из тех, кто забывает.

Ее проникновению в коридоры власти способствовали не только пол, цвет кожи и острота ума – сыграло роль и то, что Дрю Саммерхэйз просто обожал эту женщину. Он ее уважал, он подпал под ее обаяние, ему нравилось с ней работать, и, видит бог, она его попросту очаровала.

Она была невысокой, с кожей цвета кофе с молоком, с озорным мальчишеским личиком и ярким блеском в обсидиановых глазах. Коротко остриженные черные волосы облегали лоб, как купальная шапочка. Она была стройна, аккуратна, идеально организована и изысканно сложена. Она могла быть стервой, и ей это прощалось, потому что она была чернокожей и красивой, слишком умной, слишком остроумной и слишком язвительной в нападении: никто из потенциальных критиков не пожелал бы столкнуться с ней «тапо а тапо»,[8]а ведь в их числе было немало людей, с которыми сам Дрискилл не рискнул бы встретиться на ринге.

После назначения генеральным прокурором она удивлялась, почему пресса уделяла так много внимания цвету ее кожи. Она была известным юристом, работала с Дрю в нескольких весьма тонких областях – в правительстве и даже в разведке. Ее послужной список и прошлые успехи логически объясняли назначение в министерство юстиции. Были у нее и сторонники, желавшие видеть Терезу в Верховном суде. Однако именно принадлежность к черной расе выдвинула ее на обложки «Тайм», «Ньюсуик» и «Нью тайм мэгэзин».

Она так и не вышла замуж. Карьера в первую очередь: она была востребована и наслаждалась этим. Когда-то, еще в конторе Баскомба, она вообразила, будто влюблена в Бена Дрискилла. И в самом деле, в кого же еще, как не в протеже Дрю Саммерхэйза, принадлежавшего к другому поколению? Оба были одиноки и достаточно связаны условностями, чтобы находить связь между черной и белым чрезвычайно волнующей. Дрискилл стал ее конфидентом, вторым после Дрю наставником, союзником в карьерном возвышении. После года, до отказа загруженного работой, их отношения перешли в надежную дружбу. Оба признавали, что женитьба маловероятна – он еще не вступил в решающее сражение с церковью, не потерял любимую младшую сестренку, не повстречался с сестрой Элизабет. Оба были невероятно заняты, слишком часто оказывались изнурены работой, так что уже не оставалось сил на поддержание романтических отношений.