Анастасия откинулась на спинку стула. С большой вероятностью это может означать только одно – мишенью в ту ночь был Уорфилд. В темноте покушавшийся, вероятно, спутал Лукаса с другим человеком. Темное, болезненное чувство зашевелилось внутри при мысли о том, что Лукас мог погибнуть.

– Я продолжаю работать, чтобы получить побольше информации, – закончила Мередит. – Но…

Ей не удалось договорить. Наверху лестницы возникла какая-то суматоха, а потом дверь на площадке распахнулась. Обе женщины разом повернулись в сторону незваного гостя. Анастасия задохнулась.

Это был Лукас, вид которого не предвещал ничего хорошего.

Лукас знал, кем была эта дама рядом с Аной. Леди Кармайкл, или Мередит Арчер, – еще одна женщина-агент. Почти год как она вышла замуж, но по-прежнему активно сотрудничала с их группой. Вскинув тонкие брови, она, заметно расслабившись и выходя из готовой к сражению позы, смотрела, как он спускается по лестнице.

В отличие от Аны. Та по-прежнему оставалась напряженной и выглядела так, словно готовилась дать ему хорошего пинка, а потом умчаться прочь, только ее и видели. Хорошенькое начало их «помолвки».

Лукас бросил недовольный взгляд на леди Кармайкл:

– Прошу прощения за вторжение, но это касается только нас двоих. Хотелось бы на минуту остаться с Аной наедине.

Между бровями залегла складка. Когда это, черт побери, он начал мысленно употреблять «мы», вместо того чтобы думать о себе и кандалах, которые он вынужден терпеть? Наверное, в тот самый момент, когда он распробовал вкус ее губ.

От его напора глаза у леди Кармайкл удивленно округлились. Затем губы изогнулись в легкой понимающей улыбке.

– Замечательно. – Она обратилась к подруге: – Прежде чем уйти, я попрощаюсь с Эмили. Появлюсь снова, как только у меня будет какая-нибудь дополнительная информация для тебя.

Анастасия коротким кивком попрощалась с подругой, а потом снова с яростью уставилась на Лукаса. Глаза сверкали огнем. Такой же огонь горел в них, когда он целовал ее. Немедленно тело предало его, демонстрируя, насколько оно уже возбуждено и как готово, несмотря на злость хозяина.

Дверь наверху захлопнулась, и Анастасия тут же встала рядом, удивив его, как близко она оказалась, уперев указательный палец ему в грудь.

– У вас нет права врываться в мой дом и грубить моей подруге и напарнице!

Лукас прищурился.

– Грубить? Ха-ха! Вы хотите рассказать мне о грубости? Грубость – это когда не отвечают на записки и приглашения и превращают в полное ничто прекрасное начало дела.

Она была уязвлена его выпадом. Они стояли так близко, и он смотрел на ее чудные волосы, наспех собранные в пучок, а мелкие завитки локонов спускались к щекам и на шею. На левой щеке виднелось пятно, а на большом и указательном пальцах чернила.

Ключом забило возбуждение. И желание, что совсем уже не удивляло его. Лукас теперь не отрицал, что он хочет Анастасию. Один лишь вид ее отзывался у него томлением в груди. Но он был потрясен другим своим чувством – нежностью.

Видя ее вот такой, в ее комнатке, с бумагами и записями, разбросанными тут и там, он ощутил потребность приласкать ее, которой, как ему показалось, прежде никогда не испытывал.

Невозможно было остановиться и не дотронуться до нее. Она, широко открыв глаза, смотрела, как его рука тянется к ней. И не отстранилась, когда он стал стирать с ее щеки грязное пятно.

– Я беспокоился о вас, моя маленькая дурочка, – тихонько засмеялся он. И это было правдой. Когда Анастасия не ответила на его записки, Лукас встревожился.

– Напрасно, у меня все прекрасно.

Откашлявшись, Лукас перешел к делу.

– Поднимитесь наверх и переоденьтесь, – приказал он. – Переоденьтесь во что-нибудь яркое, Ана, и поедем со мной. Сегодня вечером будет встреча в Гайд-парке, за которой нужно понаблюдать. Мы устроили ее в надежде, что сумеем выйти на нападавших.

Анастасия опустила голову.

– Почему нужно одеться в яркое? – Она оглядела свое платье. – Я могла бы…

– Если бы вы на самом деле влюбились в меня, – начал он, слегка сократив расстояние между ними, – то никогда больше не носили бы траур. Если вы наденете черное, возникнут разговоры, что наша помолвка – фикция. Пожалуйста, не возражайте. Просто оденьтесь в какое-нибудь цветастое платье.

Недовольно скривившись, Анастасия пробормотала что-то весьма далекое от лексикона леди и зашагала вверх по лестнице выполнять приказание. Оставшись один, Лукас покачал головой. Эта женщина была сущим наказанием. Но в ней была безусловная притягательность. И что-то еще, помимо очевидной телесной красоты. Она была… открытой. Гордой. Честной. За ее ранимостью скрывалась сила духа, и это нравилось ему.

Ей не откажешь в уме. Он огляделся в большой, просторной комнате, которая благодаря ее усилиям из подвала превратилась в рабочую студию. На стенах висели пришпиленные обрывки шифров. Многие – достаточно сложные, чтобы понять их без помощника, хотя он всегда считал себя умелым шифровальщиком. Стояли стеклянные сосуды, наполненные таинственными, загадочными жидкостями. И всевозможные предметы, которые легко могли трансформироваться в профессиональное оснащение для агента.

Поднявшись по лестнице, Лукас вернулся в дом, затем через коридор прошел в гостиную, где всегда дожидался ее во время предыдущих визитов, и, вздохнув, устроился возле камина.

– Надеялась увидеться с вами перед уходом.

Лукас вскинул голову. Он был так увлечен мыслями об Ане, что не заметил леди Кармайкл, стоявшую возле окна и разглядывавшую сад. Скрестив руки на груди, она в упор оценивающе смотрела на него темно-синими глазами.

Развалившись в кресле, Лукас послал ей свою самую обезоруживающую улыбку.

– Приветствую еще раз, леди Кармайкл.

Стало понятно, что на нее не произвел впечатления его шарм, когда она фыркнула в ответ:

– Уже немного вежливее, не так ли?

Он кивнул, признаваясь.

– Я, разумеется, приношу свои извинения. Но мне нужно было поговорить с Анастасией по делу огромной важности.

– Да-да, – кивнула леди Кармайкл, подходя ближе. – Теперь о вашей помолвке. Хочу поздравить вас, но могу поспорить, что вы понимаете: я знаю правду об этой уловке.

Лукас с этим согласился.

– Сомневаюсь, что вы, дамы, можете хранить множество секретов друг от друга.

Легкая озабоченность промелькнула на ее лице.

– Не много.

Он вскинул брови. Казалось, ее страшила мысль о том, что Анастасия не была искренней с ней до конца. Эта мысль заинтриговала его. Что заставило ее скрывать что-то за завесой вдовьего горя и правил приличий? Что заставило ее отвергнуть ту свою часть, которая желала его? Желала его больше размеренного существования вдовы, которая играет в агентов, а сама хочет другой жизни. Ей это прекрасно удалось. А теперь она еще и боится.