Тайманов оказался на суде Спорткомитета за два таможенных нарушения — контрабанда валюты и провоз книги, о которой министр Сергей Павлов с яростью сказал, что её и в руки-то взять противно. «Они сидели с такими лицами, — пишет Тайманов, — будто я ограбил канадский банк, а миллионы долларов привез в Советский Союз».

Ввоз Таймановым зарубежного издания романа Солженицына был потенциально серьёзным обвинением. В 1969 году автора исключили из Союза писателей за «поведение, антиобщественное по сути и в корне расходящееся с принципами и задачами, сформулированными в уставе Союза писателей», после чего Солженицын уже не мог публиковаться в Советском Союзе: его последняя работа была издана в 1966 году. Он противился изданию своих книг за рубежом, но все равно обвинялся в том, что его книги «используются западными реакционными кругами в антисоветских целях».

В своей объяснительной записке Тайманов неубедительно доказывал, что книга Солженицына являлась для него необходимым чтением, поскольку-де западные журналисты всегда задавали вопросы о самом известном писателе СССР. Он не читал Солженицына прежде и «думал, что было бы целесообразно ознакомиться по крайней мере с одним из его произведений. Разумеется, я собирался избавиться от книги... но забыл это сделать». Он продолжал: «Я признаю, что с моей стороны это серьёзный проступок, который может быть объясним лишь состоянием шока после матча».

Он, как и все остальные, понимал: реальным обвинением было то, что в своей секретной записке в ЦК КПСС от 21 июня Павлов назвал «беспрецедентным поражением советского гроссмейстера». В сознании чиновников советский шахматист, проигравший со счётом 6:0 представителю американского империализма, совершил акт намеренного идеологического саботажа. Тайманов объяснял столь жёсткое отношение к себе так: «Я был первым. И они думали, что за этим лежит что-нибудь политическое».

Сегодня радиожурналист и шахматный обозреватель Наум Дымарский считает, что «преступление» Тайманова состояло в хранении запрещённой литературы, добавляя: «Но если бы Тайманов выиграл, таможня не обратила бы на книгу внимания». Тайманов вспоминает, как в Шереметьево начальник таможни сказал ему с сочувствием: «Что же вы, Марк Евгеньевич, так неосторожно. Сыграли бы с Фишером получше, я бы сам хоть полное собрание сочинений Солженицына донёс вам до такси...» Несмотря на суровые испытания, Тайманов сохранил чувство юмора, оценив шутку «своего друга, виолончелиста Мстислава Ростроповича: «Вы слышали, какие неприятности у Солженицына? У него нашли книгу Тайманова "Защита Нимцовича"».

Но Тайманов был не единственным козлом отпущения. Глава делегации Александр Котов также подвергся остракизму за провал в управлении. Котов подтвердил, что Тайманов играл как сломанная машина. Кроме этого, Котова обвинили в неуважении к товарищу Дмитриеву. Он отрицал это, утверждая: «Мы беседовали очень вежливо». В объяснительной записке Павлову и Спорткомитету Котов писал, что на самом деле поблагодарил Дмитриева за то, что тот преподал им полезный урок. Страх очевиден, как и унижение.

Последствия для Тайманова оказались печальными, и он считал, что чемпиону мира следует внять такому предупреждению. Его вывели из советской сборной и на два года закрыли выезд из страны. Ему запретили печатать статьи, урезали стипендию и даже лишили звания «Заслуженный мастер спорта СССР» (оно было возвращено ему только на закате существования Советского Союза). Павлов хотел даже лишить его звания международного гроссмейстера, но ему объяснили, что это не входит в компетенцию правительства. В довершение всего власти запретили ему выступать с концертами. Из элитного члена советского общества, живущего вполне комфортной жизнью, Тайманов превратился в опозоренную фигуру, оказавшись перед лицом финансового краха. Даже его брак подвергся испытаниям. Позже он писал, что «непредсказуемая судьба пошатнула единство семьи».

Лишь немногие друзья и коллеги Тайманова обладали смелостью публично выступить в его защиту, хотя некоторые выражали сочувствие лично. Было единственное исключение — Борис Спасский. Во время заседания Шахматной федерации СССР, на котором обсуждались результаты матча, чемпион задал риторический вопрос: «Когда мы все проиграем Фишеру, нас тоже будут разбирать?» Он выказал и некоторое непочтение. Когда Виктор Батуринский заметил, что вместо трёх гроссмейстеров «может быть, полезнее было послать врача», Спасский мигом отреагировал: «Сексолога». «Я вижу, Борис Васильевич в весёлом настроении», — раздражённо бросил Батуринский. Тайманов был благодарен Спасскому за публичную поддержку. «Все меня критиковали, а Спасский — один из немногих защитников — сказал в интервью: "Каким бы ни был результат, матч оказался очень интересным". Как это осмелились напечатать, я не представляю».

Следующим соперником Фишера был Бент Ларсен. Фишер вновь был фаворитом, но Спасский предсказывал сложную борьбу: «Ларсен немного сильнее духом». Датчанин был вторым западным игроком, угрожавшим в тот период советской шахматной гегемонии. Он дважды победил Фишера в турнирах. После рассмотрения заявок на место проведения матча игроки отправились в американский город Денвер.

Ларсен считает, что его согласие на Денвер было роковой ошибкой. Привыкший к мягкому летнему бризу северной Европы, он попал в изматывающую жару Колорадо. «Я не мог играть. Просто не мог. Было невозможно спать. Стояла такая жара, что людям, работавшим в офисах, разрешали оставаться дома».

Первая партия состоялась 6 июля в игровом зале женского колледжа «Темпл Бьюэлл». Фишер победил. Он выиграл вторую партию, затем третью и четвертую. После этого Ларсен пожаловался на усталость и недомогание, и врачи настояли на перерыве. Затем Фишер выиграл ещё дважды.

Американец блестяще провел последние семь партий межзонального турнира. После «сухой» победы над Таймановым, а теперь с тем же счётом 6:0 и над Ларсеном он достиг девятнадцати рядовых побед над выдающимися противниками — подвиг, равного которому ещё не было! Это как если бы теннисист не проиграл ни одного гейма за весь Уимблдонский турнир.

Хотя отчёты о шахматных событиях пока что пребывали на последних страницах газет, общественный интерес к Фишеру набирал обороты. Президент Никсон послал ему письмо:

Я присоединяю свои поздравления к тем многим, которые вы уже получили. Ваши девятнадцать побед подряд в соревнованиях мирового уровня являются беспрецедентными, и у вас есть все основания гордиться своим великолепным достижением. Готовясь к встрече с победителем матча Петросян — Корчной, можете быть уверены, что соотечественники всем сердцем поддерживают вас. Удачи!

Победителем дуэли Петросян — Корчной был сорокадвухлетний экс-чемпион мира Тигран Петросян. Результат его матча с Фишером определял соперника Бориса Спасского. Крестовый поход Фишера остановить было невозможно.

Петросян и Фишер встречались до этого восемнадцать раз, каждый одержал по три победы при двенадцати ничьих. Петросян был известен как «маэстро ничьих». Он обладал уникальной техникой, которая, несмотря на высокую эффективность, не завоевала любви миллионов шахматных поклонников. Он избегал проблем, при любой возможности уходя в защиту. Он убаюкивал противников ложным ощущением безопасности, часто завлекая их в ловушки. А потом стирал в порошок безжалостной, убийственной точностью стратегии, используя тончайшие позиционные преимущества (кажущийся неуместным ход ладейной пешки может удивить наблюдателей; восемь ходов спустя она оказывается на лучшей из возможных позиций).