она слегка поворачивается, чтобы посмотреть на него. Выражение ее лица светится, а черты лица озаряются радужными эмоциями.

Любовь.

Чувство, которое мама пыталась и не смогла привить ни мне, ни моему брату на протяжении многих лет.

Мой отец садится на подлокотник маминого кресла и по-хозяйски обхватывает ее плечо.

Эйден Кинг — это все, что олицетворяет его фамилия: монарх с безжалостной железной хваткой, пресловутый дьявол средств массовой информации и любовь всей маминой жизни.

Он высокий, темный, красивый и абсолютно безжалостный к любому, кто перечит ему — или нам.

С самого детства папа учил нас не позволять другим наступать на нас и непреднамеренно или намеренно сделал нас такими же жестокими, как он.

Илай унаследовал не только его характер. У него черные волосы, темно-серые глаза и похожие черты лица — факт, который мама втайне любит, но открыто завидует, жалуясь, что ее старший совсем на нее не похож.

— Привет, папа. — Глаза Илая блестят обещанием вызова. У него всегда было какое-то странное соперничество с нашим отцом. — Я позвонил маме, чтобы она была в нашем распоряжении.

— Нет, даже если ты перевоплотишься десять раз подряд.

Мама смеется, гладит папину руку, лежащую на ее плече, и смотрит на Илая.

— Правда, сейчас. Прекрати раздражать своего отца. Ты такой плохой.

— Слышишь, папа? Я плохой. Наверное, хуже, чем ты, да?

— Даже близко нет. — Папа наклоняет голову, чтобы посмотреть на меня. — Посмотри, кто у нас тут.

— Привет, папа.

— У тебя все в порядке, сынок?

Я киваю, и мама рассказывает ему о том, что я получаю отличные оценки, полностью опуская часть о том, что я сплю на большинстве уроков и не посещаю вторую половину.

Так поступают матери. Они играют роль моста, посредника.

Якорь.

По крайней мере, мама так делает.

Этого нельзя сказать о другой моей матери.

— Я рад, что ты позвонил, Крей, — говорит папа. — И ты тоже, Илай.

Мой брат показывает большой палец на себя.

— Редкое появление Крейтона — это все благодаря мне. Кроме того, мы оба скучаем по маме.

— И по папе, — заканчиваю я, заслужив редкую улыбку отца.

Он полностью игнорирует попытки Илая раззадорить его. После еще нескольких минут разговора он решает, что мы достаточно потратили маминого времени, и заканчивает разговор.

Как только экран становится черным, я бью Илая по ребрам, отчего он отлетает на другую сторону кровати.

Когда места становится достаточно, я ложусь обратно, подложив ладонь под затылок, и закрываю глаза.

В мое сознание врывается миниатюрная брюнетка с омерзительным ртом.

Или, скорее, образы красных отпечатков моих рук, которые я оставил на ее заднице. Все яркое на фоне бледной кожи, которая так и просится, чтобы ее пометили, поставили синяки и владели ею.

Это было два дня назад.

И столько же времени она тактично избегала меня. Всегда убеждалась, что мы в группе, как будто боялась, что я наброшусь на нее.

Я бы набросился.

Дело в том, что Анника проверяет мой контроль, доводя его до пределов, которые я не считал возможными.

И чем больше она испытывает его, тем сильнее мой зверь визжит от потребности владеть ею.

С этого все и началось.

После того, как она бросила мне вызов, несмотря на мои ясные предупреждения, я должен был преподать ей урок.

Когда я толкнул ее к этим полкам, у меня было намерение наказать ее до смерти, но то, что я получил, превзошло все мои ожидания.

Ее покорность.

Я думал, что видел в ней тайную покорность всякий раз, когда мой тон становился властным, но я никогда не думал, что она была естественной.

Анника не только принимала мои удары боли, но и наслаждалась ими. В тот момент, когда она кончала на мои пальцы, мне потребовалась каждая унция контроля, чтобы не вогнать свой член в ее сладкое тепло.

Я бы сломал ее. Без сомнения.

Поэтому я дал ей и себе временную отсрочку. Я просто не могу предсказать, на что способен, когда дело касается этой девушки.

Матрас опускается рядом со мной.

Я ожидал, что Илай отвалит, но он пинает меня в бок и вытягивается рядом со мной.

— Серьезно, что, блядь, не так с тобой и сном? Почти уверен, что врач, к которому тебя водила мама, сказал, что гормонального дисбаланса нет. Открой глаза.

— Спать лучше, чем разговаривать. Отвали.

Он снова толкает меня в бок.

— Твой старший брат дарит тебе редкий момент единения, крестьянин. Просыпайся, мать твою.

— Иди к Лэну или Брэну.

— Мне иногда не нравится Лэн, а Брэну иногда не нравлюсь я.

— Реми.

— Трахает двух блондинок, пока мы разговариваем. Тоже, блядь? Ты бросаешь меня на них вместо того, чтобы развлекать меня?

— Я не чертов клоун.

— Нет, но ты мой милый младший брат. — Он шевелит пальцами под моим подбородком, как делал, когда мы были детьми.

Я отпихиваю его руку.

— Если тебе так скучно, иди к Аве.

Сладкая тишина заполняет воздух, и я думаю, что мне удалось наконец избавиться от дерьма, но затем его голос эхом раздается в тишине. Он стал ниже, мертвее и утратил прежнюю беззаботность.

— Если я пойду к ней, то убью ее на хрен. — Темнота исчезает так же быстро, как и появилась. — Но сейчас не время и не место. Проснись, пока я не облил тебя водой.

Он возвращается к постукиванию пальцами по моему подбородку, и я так близок к тому, чтобы отправить его на соседнюю планету.

Илай — отстраненный, макиавеллист и настоящий психопат, но с тех пор, как я случайно стал помощником его разрушительной энергии, он, как ни странно, неравнодушен ко мне.

Он сражался в моих битвах, учил меня сражаться самому, несколько раз сбивая меня с ног, и становился психопатом когда кто-то пытался издеваться надо мной.

И под психом я имею в виду не насилие. Но коварность. Он прятал тайники с наркотиками в их шкафу, заставлял их сомневаться в собственном существовании и даже подтолкнул их к смене школы.

Он всегда был незаметным, но очень эффективным.

Эта репутация обеспечила ему статус одинокого волка. Неважно, сколько людей его окружает, я знаю, что в глубине души Илай так же одинок, как и я.

Возможно, даже хуже.

Поэтому я позволяю ему играть с моим подбородком. Может быть, тогда он оставит меня в покое.

—