последними. В зале яблоку негде было упасть, потому что все в городе любили господина Смита и он был известен как замечательный рассказчик. Уж не говоря о том, что все киллендорнцы обожали кошек.

В первом ряду красовался господин Эллемейт, который вскоре должен был произнести вступительное слово.

Лекция еще не началась, собравшиеся оживленно болтали, и, когда Тиббе с Мурли пошли по рядам в поисках свободных мест, публика принялась перешептываться, указывая на них.

— Это тот самый молодой человек из газеты! — тихо зашелестели у них за спиной пожилые дамы. — Со своей секретаршей.

— Его вроде бы уволили.

— Ах вот как?

— Да-да. Ведь это он написал ту скандальную заметку про Эллемейта.

— Что вы говорите?

— Вот именно. Внизу стояла его подпись. Он написал, что наш уважаемый Эллемейт наехал на селедочника.

— Да, и бросил живых котят в мусор. Как не стыдно писать подобные вещи. Не имея на руках ни единого доказательства.

Тиббе все слышал. С каждой минутой он чувствовал себя все отвратительней и горько сожалел, что согласился сюда прийти. Рядом с ним сидела Мурли с кошачье-таинственным видом. И абсолютно спокойная. Казалось, что все происходящее ее ни капельки не волнует.

Немного впереди, рядом со своей мамой, сидела Биби.

Господин Эллемейт повернулся к залу, намереваясь произнести вступительное слово. Его с воодушевлением приветствовали громкими аплодисментами.

Люди дружно хлопали, то и дело бросая косые взгляды в сторону Тиббе, будто хотели сказать: мы не верим тому, что ты пишешь про нашего дорогого Эллемейта. Мы доверяем нашему глубокоуважаемому господину Эллемейту.

Приветливо улыбаясь, тот раскланялся перед публикой. Говорил он очень коротко и вскоре уступил место лектору.

Это была поистине замечательная лекция. Господин Смит рассказал про кошек в Древнем Египте. Рассказал про кошек в средние века и приступил к показу диапозитивов.

Свет в зале погас, и, когда лектор ударял в пол тростью, на экране появлялось изображение новой кошки.

Проговорив час, господин Смит предложил сделать пятнадцатиминутный перерыв.

— Вы сможете пройти в буфет, — сказал он. — Но до перерыва я покажу вам снимок еще одной необычной кошки из эпохи Возрождения.

Он стукнул в пол тростью. Это означало, что парень за диапроектором может показывать изображение последней кошки.

И на экране действительно появилась кошка.

Правда, это была не породистая кошка из эпохи Возрождения. Это была пекарская Сдобочка, с воплем летевшая по воздуху от сильнейшего пинка. На снимке отчетливо был виден и человек, пнувший ее, — достопочтенный господин Эллемейт. Конечно, это был не самый мастерский снимок, изображение получилось несколько кривоватым, однако ошибки быть не могло.

Тиббе подскочил на стуле. Он взглянул на Мурли. Та мило улыбнулась ему в ответ.

— Это моя кошка! — воскликнул со второго ряда пекарь.

А господин Смит снова стукнул тростью в пол и крикнул:

— Это не та фотография!

По залу пробежал шепот. На экране возникло следующее изображение. Можно было разглядеть, как господин Эллемейт лупит собачьей плеткой церковную кошку Просвирку. Уважаемый директор фабрики испытывал явное наслаждение — такое у него было выражение лица.

— Это же наша кошка! — вскричал пастор. А на экране появилось новое изображение: стоя на террасе собственного дома, господин Эллемейт целился из ружья в трех кошек.

— Это же мой Симон! — схватился за сердце господин Смит.

— Боже мой, наша кошка, — прошептала жена Муниципального Советника.

Третьей кошкой была Помоечница, но это никого не взволновало, лишь Тиббе ошеломленно уставился на Мурли. Та, кротко улыбаясь, кивнула ему. Внезапно до Тиббе дошел смысл кошачьего заговора. Он понял, что все эти снимки сделала Биби своим новеньким фотоаппаратом. Так криво умела фотографировать лишь она.

Возмущенный ропот волнами прокатывался по залу. Все вытягивали шеи, стараясь разглядеть Эллемейта, и, хотя в зале было совсем темно, многие заметили, что он встал и устремился к выходу.

— Все это ложь! — кричал он. — Это не я!

Снова щелкнул диапроектор, и на экране вспыхнуло новое изображение — еще более кривое, чем все предыдущие, но опять же вполне отчетливое. Схватив за руку девочку, господин Эллемейт в ярости замахивался на нее. Девочкой была, само собой разумеется, Биби.

— Клевета! — вопил господин Эллемейт. — Я докажу, что все это смонтировано!

Но публика взволнованно переговаривалась, так что его никто не услышал.

Господин Эллемейт бросился в конец зала, где стоял диапроектор.

Диапозитивы менял Виллем, работник столовой.

— Немедленно прекратить! — крикнул господ дин Эллемейт.

— Это был последний кадр, — сказал Виллем.

— Ты… — задыхаясь от ярости, прорычал Эллемейт, — ты… откуда у тебя эти снимки?

— Я просто показывал все по порядку, — пожал плечами Виллем. — Что и требовалось.

— Но откуда же они взялись?

— Понятия не имею.

Волнение в зале нарастало, и господин Смит попытался разрядить обстановку.

— Дамы и господа, все это досадное недоразумение, — увещевал он публику. — Я предлагаю всем успокоиться и выпить по чашечке кофе, после чего я продолжу лекцию.

— Ты уволен, — прошипел господин Эллемейт Виллему.

Он вернулся в зал, где уже включили свет и люди, сбившись в кучки, возбужденно переговаривались, теснясь к буфету. Там, где проходил господин Эллемейт, наступала гробовая тишина.

Ему очень хотелось всем все объяснить. Но никто не спрашивал его объяснений. Фотографии были слишком красноречивы.

Господин Эллемейт безнадежно махнул рукой и вышел из зала.

В тот же миг все наперебой заговорили.

— Просто не верится! — возмущалась жена Муниципального Советника. — И это Председатель Общества Друзей Животных! Пинает кошек! Он обидел мою кошку!

— Он ударил моего ребенка! — воскликнула мама Биби. — Это куда серьезнее. А он еще Председатель Общества Заботы о Детях!

Биби сидела рядом с абсолютно невинным видом, будто не имела к этой истории ни малейшего отношения.

— Почему ты мне ничего не рассказала? — спросила мама. — О том, что тебя ударил этот человек?

Но Биби скромно промолчала. Она лишь взглянула поверх своей кока-колы на Тиббе и прошептала:

— Здорово получилось?

— Потрясающе! — искренне ответил тот.

— Последнюю фотографию сделала Мурли, — сказала Биби. — Она залезла на дерево.

Тиббе оглянулся по сторонам. В толчее он потерял Мурли и, чтобы отыскать ее, прошелся по залу. До него долетали обрывки разговоров.

— Вполне возможно, что не все там неправда, — шептались пожилые дамы.

— Где, дорогая?