Эти соображения разогнали радужные мечты, и постепенно сквозь дрему я стал улавливать происходящее вокруг, хотя еще ясно не отличая явь от грез.

— Кде боярин?

— Сдесь. Тишэ, почивает. Брони превез?

— Один на десяти, один и пол втора десяти[21].

— То лепко. Поснедай пока.

— Нэ емь мясе в пост.

Голос вегетарианца грубоватый и хриплый. Вероятно, преподаватель филфака, уж очень точно воспроизводит невеградский говор. Второй голос по-юношески звонкий, явно студенческий. В словах мешанина — и архаизмы встречаются, и черниговская речь со смоленской перепутаны. Хм, а у «доцента» не просто новгородский акцент, а даже с заметным влиянием Пскова. «Олонись», «жима», «друзина». Наверно, его обладатель выходец из Шелонской пятины. Хотя, какие пятины, они появятся позже, ведь на двор пока только 13-й век. Что, тринадцатый!?

Вскочив с лавки, я с недоумением огляделся вокруг. Уже третий лень торчу в прошлом, а все равно просыпаюсь в холодном поту. До этого ведь дольше одного-двух дней старался не задерживаться и полностью в местные реалии не втягивался, чувствуя себя гостем. Поэтому свыкнуться с мыслью о том, что застрял тут надолго, до сих пор так и не смог. Прогресс, правда, есть, но адаптация идет медленно. Все привычные, такие родные вещи из двадцать первого века — мягкий диван, планшет с сетью, смог, пестициды, генномодифицированные продукты тут отсутствуют напрочь. О комфорте и говорить не приходится. Хоть и добрались мы вчера до пункта назначения, но вместо ожидаемой княжеской резиденции в виде двухэтажного терема с медной крышей и печными трубами получили всего лишь просторную избу. Удобств мало — умываться можно лишь из примитивного рукомойника холодной водой, а баня топится обычно раз в неделю. Конечно, ключница, заведовавшая княжеским хозяйством, мовню для нас затопила, но я чувствовал себя не в своей тарелке, пока не убедился, что Сбыслава мыться вместе с мужчинами не собирается. Не потому, что чурается древних обычаев, а просто из-за тесноты истобки. В общем, Теремово меня разочаровало. Хорошо еще, что все гридни поместились в храмине и никого не пришлось укладывать спать в холодной клетине.

Итак, что там у нас случилось? Юноша, которого я спросонья принял за студента, оказался Егоркой, отлынивавшим от заготовки дров, таскания воды и ухода за лошадьми под предлогом адъютантства у боярина. «Филолог» же предстал передо мной в образе высокого витязя в дощатой броне. Свой теплый плащ он скинул, и даже в тусклом свете печи и масляных светильников было хорошо видно, что вместо традиционной для Чернигова кольчуги, торс воина был затянут ламелляром, а предплечья прикрывали длинные пластинки, наклепанные на кожаную основу. Довершал портрет новгородца бритый подбородок. Надо заметить, что западноевропейские рыцари на зря ввели моду на бритье. Это диктовалось насущными потребностями, ведь в раннем средневековье воины часто закрывали лицо кольчужной маской, и даже коротенькая борода могла защемиться железными колечками. Да и дополнительных бонусов много — борода не попадет в миску с супом, в ней не заведутся вши, ее не надо расчесывать, что особенно актуально во время похода. На Руси подобный обычай распространялся с трудом, прежде всего из-за сурового климата, от которого природа и защищала лицо и шею мужчин естественным растительным покровом. Мерзнуть никому не хотелось, обматываться по-женски платком — тем более. Поэтому на бритых чудиков, даже царей, как например Василий III или Борис Годунов, смотрели с неодобрением. Но в Новгороде, славном своей независимостью и постоянно контактировавшим с заморскими странами, жители могли позволить себе подобные вольности.

В общем, здоровенный детина является по всем признакам Тимофеем Ратчей. Не успел он открыть рот, что представиться, как шустрый Егорка уже все рассказал. — Что доспехи купили, отроков всех оборужных привели, десятка полтора ремесленников с собой идти уговорили. Вся кавалькада скоро прибудет, а десятник поскакал вперед, убедиться, ждут ли его здесь.

Покивав, что малой все пересказал верно, Тимофей добавил, что поначалу никто из серенцев идти с ним не хотел, но из Козельска вдруг прислали наказ оставить город. Большая часть горожан собралась в свою столицу, но некоторые решили отсидеться по дальним селам.

Груз забот, навалившийся на меня с самого утра, не обрадовал. И так уже Воибор привел пяток гридней, уцелевших после битвы на Оке, а тут еще такая толпа нагрянула. Посовещавшись с местной ключницей Звениславой, мы решили молодых дружинников распределить по домам теремовских весняков, а серенцев после отдыха отправить в ближайшие деревушки.

Звенислава помчалась доставать продовольствие для прокорма такой оравы и искать паклю для туалетов, а я проинспектировал княжью дружину. Но все было в порядке. Плещей не дал воям скучать, заняв всех делами — кого чинить снаряжение или строгать древки для копий, а кого отправив в лес за свежей свининкой. Аннушка со своим подопечным, или вернее, наоборот — юный князь, в сопровождении няньки и одного гридня, ускакал в соседнее село, осмотреть свои владения.

Вскоре подошли обещанные два десятка отроков, опередившие основной обоз, продвигавшийся по лесу и болотам довольно медленно. Как я и предполагал, отроки — название собирательное. Тут присутствовали и щуплые подростки, которым можно доверить только роль коноводов или княжьих слуг, и плечистые молодцы повыше меня ростом. Социальное происхождение новиков также весьма неоднородно. Тут, в диком краю, вообще на родовитость дружинников особого внимания не обращалось, а нешуточная татарская угроза вообще заставили вербовать всех желающих. А потому потомственными дружинниками являлись меньше половины отроков. Остальные же — обычные смерды. Но почти все привычные к верховой езде, к тому же вербовщики набирали рекрутов ловких да проворных.

Оружие, что Ратча закупил в Серенске, порадовала как качеством, так и количеством: Дюжина кольчуг, три ламелляра, штук двадцать шлемов, три десятка щитов, куча топоров, пяток мечей, с полста наконечников копий и несколько пудов наконечников стрел. И это помимо того, чем были оборужены все двадцать отроков.

* * *

Полдня затем пролетели, как одна минута. Приходилось бегать туда-сюда, искать, распределять, разводить на постой и знакомиться со всеми. В дописьменную эпоху, когда лишь в больших городах значительная часть населения ведала грамоту, память у людей была куда крепче, чем в будущем. Предполагалось, что достаточно мне один раз представить человека, чтобы я запомнил его в лицо и по имени-отчеству, да еще отложил в памяти род его занятий.

Прибывшие ремесленники, которые своей профессиональной деятельностью пока заниматься не могли, просили дать им оружие, а своих старших сыновей предлагали ввести в постоянный состав дружины. Вернувшийся из поездки княженок также привел несколько новобранцев и пришел в немыслимый восторг, узнав, что его войско разрослось до пятидесяти оборуженных гридней. А вот мне не до восторгов, потому что пришлось думать, кого назначить пятидесятником — проверенного делом Плещея, к тому же отличавшегося рассудительностью, или импонировавшего мне Ратчу — вольнодумца, прогрессора и практичного торговца. Выбор был нелегкий, пока я не сообразил, что должность полусотника автоматически ложится на мои плечи, поэтому новгородец остался командовать молодшей дружиной, а Василий получил верховенство над меньшей по численности, но куда более боеспособной старшей дружиной.