Великая княгиня отправила своего камердинера Тимофея Евреинова с деньгами для пострадавшей, но ту уже выслали вместе с матерью в Москву. Тогда цесаревна попыталась передать деньги через брата Жуковой – гвардейского сержанта. Однако и тот накануне был спешно переведен в один из армейских полевых полков. Опале подверглось все семейство. Убирая из столицы не только горничную, но и ее родню, выкорчевывали сразу кружок людей, к которым Екатерина в случае надобности могла обратиться.

Неудача с деньгами не заставила великую княгиню опустить руки. Она взялась подыскать Жуковой приличную партию. В те времена женщина лишь тогда считалась устроенной, когда находила мужа со средствами. «Мне предложили одного, гвардии сержанта, дворянина, имевшего некоторое состояние, по имени Травина: он поехал в Москву, чтобы на ней (на Жуковой. – О.Е.) жениться, если ей понравится; она приняла его предложение; его сделали поручиком в одном полевом полку; как только императрица это узнала, она сослала их в Астрахань»142.

Елизавета очень не хотела, чтобы кто-то получал милости из рук великой княгини. Ведь тем самым супруга наследника показывала себя как сильный и влиятельный покровитель. Ее расположения начинали искать. Заступничество и устройство чужих дел создавало для цесаревны приверженцев. Напротив, если придворные видели, что все близкие к великокняжеской чете люди подвергаются гонениям, они начинали избегать Петра и Екатерину. Последние теряли опору и повисали в пустоте. Случай с Жуковой помог нашей героине понять, что она окружена преданными предателями – марионетками в руках ее царственной свекрови.

Оказавшись в изоляции, великокняжеская чета неизбежно должна была сблизиться. Ведь суровая слежка и общие политические интересы превращали их, по крайней мере, в союзников – товарищей по несчастью. Но этого не произошло. Горькая народная мудрость – «cтерпится, слюбится» – не подтвердилась в случае Петра и Екатерины. Чем больше молодых заставляли терпеть, тем меньше они любили. Совместная жизнь и постоянное пребывание рядом – в одной комнате, за одним столом, в одной кровати – только еще больше оттолкнули наших героев друг от друга. И в конечном счете сделали врагами.

Правда, это случилось далеко не сразу. Обоим пришлось пройти длинную дорогу до финального столкновения. Екатерина годами бережно сохраняла доверие Петра, хотя при его нервном, непостоянном характере и трудностях интимной жизни это было нелегко. А Петр, в свою очередь не питая к супруге нежных чувств, тем не менее, нуждался в откровенности с ней.

Этот брак был долгим – целых семнадцать лет – и прочным, потому что, несмотря на все желание, супруги не могли покинуть друг друга. За прошедшие годы Екатерина успела до мелочей изучить характер мужа. Сделал ли то же Петр, трудно сказать, ибо по временам его отзывы о постылой половине кажутся очень меткими. Например, в разговоре с Е.Р. Дашковой о «великих умах, которые выпивают из апельсина сок, а потом отбрасывают кожуру». И тут же, через минуту, Петр начинал рассуждать, как сущий ребенок, не сознавая опасности и преувеличивая свои силы.

Настало время и нам повнимательнее присмотреться к этому человеку. Ведь наша героиня смогла как следует узнать его именно после свадьбы, когда не осталось надежд на скрытые достоинства, а недостатки предстали во всей своей наготе.

Карл-Петер-Ульрих родился 10 февраля 1728 г. в портовом городе Киле – временной столице небольшого Голштинского герцогства. Его отец Карл-Фридрих был союзником России, скрепив альянс с могущественной соседкой женитьбой на дочери Петра I – красавице Анне Петровне.

Наставник великого князя Якоб фон Штелин (в России – Яков Яковлевич) называл царевну «прелестнейшей из женщин», именно такое воспоминание оставила она о себе в Германии. Когда в 1727 г. российский фрегат прибыл в Киль, дочь великого преобразователя встретило все местное дворянство. Собравшихся поразила «необыкновенная красота герцогини», была даже сочинена французская песенка «О брюнетке и блондинке», восхваляющая достоинства обеих цесаревен – Анны и Елизаветы.

Однако Голштиния не сулила очаровательной герцогине счастья. По случаю крестин новорожденного перед дворцом был устроен фейерверк. Внезапно загорелся один из пороховых ящиков, взрывом убило и покалечило несколько человек. Стоит ли говорить, что «нашлись люди», увидевшие в случившемся «зловещее предзнаменование»? В тот же день молоденькая герцогиня, пожелав рассмотреть иллюминацию, поднялась с постели и встала у открытого окна на холодном сыром ветру. Фрейлины попытались удержать ее, но она ответила лишь: «Мы, русские, не так изнежены, как вы, и не знаем ничего подобного»143. Ослабленная родами, Анна простудилась и на десятый день после появления сына скончалась от горячки.

Казалось, несчастье свило гнездо у колыбели мальчика. Вдовец был безутешен, на свадебном фрегате он отправил тело двадцатилетней жены в Петербург, где царевну погребли в императорской усыпальнице в Петропавловском соборе. В честь безвременно ушедшей герцог учредил голштинский орден Св. Анны с девизом «Любящим справедливость, благочестие, веру», который после переезда Петра в Россию стал одним из отечественных орденов.

Герцог Карл-Фридрих Шлезвиг-Голштейн-Готторпский пережил супругу на одиннадцать лет. В момент рождения сына ему исполнилось двадцать восемь, и, судя по свадебному портрету, он был недурен собой144. Впрочем, ни один принц ни на одном полотне не выглядит уродом. Екатерина описывала покойного свекра в пренебрежительной манере: «Отец Петра III был принц слабый, неказистый, малорослый, хилый и бедный»145. Еще накануне свадьбы в Петербурге о Карле-Фридрихе поговаривали, будто он пьяница и гуляка, а юная невеста привязана к нему больше, чем он к ней146. Если сведения верны, то тяга Петра III к чарке и нелестное отношение к женщинам – наследственные.

Современный немецкий этнограф К.Д. Сиверс обнаружил в Шлезвиг-Голштейнском земельном архиве 12 собственноручных рисунков герцога, изображающих пытки и убийства цыган, наводнивших тогда немецкие земли. По словам ученого, эти картинки «выглядят отталкивающими, если не сказать, извращенными»147. Подобные пристрастия не красят достойного родителя Карла-Петера и, если вспомнить отмеченную даже доброжелательными мемуаристами склонность великого князя мучить животных, позволяют назвать жестокость, или, как выразилась Елизавета Петровна, «нечувствительность к несчастьям людей», фамильной чертой будущего императора.

Биограф Петра III А.С. Мыльников отмечает множество совпадений в судьбах отца и сына: оба с малолетства сделались сиротами, оба росли под чужой опекой, всю жизнь оставались, в сущности, одинокими людьми, умерли «почти одногодками». К сожалению, этими аналогиями дело не ограничивается. Приведенные параллели о пьянстве, жестокости и фрунтомании только подкрепляют тезис семейного сходства[5].