имени Лайман (счастливый) с щегольской тросточкой черного дерена в руках, которую венчала голова собаки с горящими янтарными глазами. Покачивая тросточкой, с легким латышским акцентом юноша вдохновенно рассказывал туристам из студебеккера волшебные легенды из времен ливонских рыцарей. Он просил слушателей представить себе, как в этой высокой, хорошо сохранившейся со средних никои круглой пашне, в зале за огромным, как у короля Артура, столом пировали рыцари, смачно вгрызаясь в жареных цыплят, которые горами лежали на блюдах, и звенели серебряными кубками, а грязные тарелки без особых церемоний бросали собакам, чтобы вылизали дочиста, и тарелки снова шли в дело. А звездной ночью юная красавица, спрятав деревянные башмаки под кровать, в белых чулочках тихонько сбегала по винтовой лестнице башни на свидание к прекрасному рыцарю. И на фоне окружающих фантастических пейзажей Ливонской Швейцарии трагическая история средневековой юной девушки Розы вставала зримыми картинами перед слушателями.

Были прекрасные экскурсии по реке Лиелуне к озерам. Увлекающийся фотографией Курляндский нее запечатлел на пленке, а фото профессора Жорова, сделанное во время речной поездки, с согласия «модели» было многократно увеличено и украшало витрину фотоателье в центре Майори.

Было еще множество экскурсий в Ригу, в Старый город, на кладбище Яниса Райниса, а также па главную площадь, где, высеченная из камня в стиле авангард возвышалась Латвия в образе женщины, высоко над головой поднявшей три звезды, символизирующие три герцогства Латвии — Эстляндское, Лифляндское и Курляндское. Латвия стояла лицом к Западу, что весьма удручало советских политических деятелей.

Посещал Вениамин Юрьевич и рижские рынки — барахолки, откуда привез целую библиотеку никогда не издававшихся в России книг.

Курляндский умел отдыхать и делал он это, как и все другое, энергично, с интересом и фантазией, немножко превращая отдых в игру и вовлекая в эту увлекательную игру и других.

В 70-х годах некоторые из его кафедральных коллег летом снимали дачи неподалеку от дачи профессора. Они собирались по утрам к завтраку, после кофе загружались в «Волгу». Вениамин Юрьевич садился за руль и отправлялись в Москву в институт. Курляндский шутил:

— Целое лето вожу вас на работу, хоть бы бутылку водки кто поставил.

Но было ясно: профессор шутит. Все знали, что он не любитель выпить, а на банкетах в бокал вместо водки подливает минеральную воду, чтобы никто не заметил. И все делали вид, что не замечают.

Какое хобби было у Курляндского? Он играл в шахматы, в преферанс, в молодые годы любил волейбол, на отдыхе много читал. На прикроватной тумбочке у него неизменно лежал толстый оранжевый том «Похождения бравого солдата Швейка» Гашека.

Театр и кино надо было посещать вечером, а к вечеру он уставал и мог заснуть во время спектакля или сеанса. В кино он точно не заснул на фильме «Девять дней одного года», про остальные фильмы нельзя сказать наверняка.

Однажды, когда он с женой и со своим другом Сисневым Василием Андреевичем и его женой Зинаидой Михайловной пришли в театр, Нина Федоровна, зная слабость своего мужа предусмотрительно села с Сисневым, а Зинаида Михайловна в другом ряду с Курляндским.

В антракте, изумленная Зинаида Михайловна говорила:

— Вениамин Юрьевич проспал почти все действие!

Василий Андреевич Сиснев работал в Комитете народного контроля (была тогда такая высокая организация), ведал вопросами культуры и здравоохранения. Оба они — Сиснев и Курляндский — были люди увлеченные и легко могли превратить праздничный обед или ужин в обсуждение насущных медицинских проблем.

И все-таки хобби у него было. Курляндский любил Волгу. Каждое лето он с женой садился на теплоход, и они плыли всегда по одному и тому же упоительному маршруту: Москва — Астрахань — Москва. С наслаждением, с приключениями и всегда обязательно с друзьями. Вениамин Юрьевич так и «доставал» (именно доставал «по блату», было тогда такое очень значащее выражение) билеты для себя и для кого-нибудь из своих друзей. С Курляндскими плавали в разные годы и его соратница и друг Анна Александровна Нечаева с мужем, и семья его друга Юлия Вениаминовича Аксельрода, и профессор Д. М. Пресняков с семьей и другие.

Он любил Волгу. Теплоход шел по просторной красавице реке, «шлюзовался» во множестве шлюзов, и все в восторге от грандиозности сооружения толпились на палубах; останавливался на маленьких пристанях, где загорелые мальчишки торговали вареными красными раками, доставая их из объемистых мешков. На пристанях с обязательными клумбами, пестрящими петуниями и благоухающим табаком, толпился красиво окающий народ, использующий теплоходы как самый удобный транспорт, связывающий волжские города. Он любил все, что несла навстречу Волга, вплоть до одних и тех же экскурсий, по одним и тем же милым сердцу местам. Не менее всего этого он любил сидеть в своем люксе за письменным столом у открытого окна, за которым проплывали волжские пейчажи, гуляли по палубе пассажиры и…работать над очередной книгой. Он очень любил Волгу.

В 1968 году на заседании правления Дагестанского научно-медицинского общества стоматологов. Ученого совета института усовершенствования врачей постановили: «Выдвинуть заведующего кафедрой ортопедической стоматологии д.м.н., профессора В. Ю. Курляндского в члены-корреспонденты АМН СССР по специальности «стоматология». Но этому не суждено было осуществиться.

В советской действительности научные звания и руководящие должности в научных учреждениях раздавались преимущественно в соответствии с анкетными данными и послужными списками, а не по научным заслугам. Поэтому неудивительно, что, когда профессор Курляндский пришел в соответствующую организацию к соответствующему чиновнику с двумя портфелями своих монографий, тот ему сказал:

— Вениамин Юрьевич, мы прекрасно знаем вас как ученого, но подавать на конкурс бесполезно. Место спущено из президиума Академии специально под фамилию.

— Но у него же нет науки!

— В данном случае это не имеет никакого значения.

Вот примерно такой разговор передал Курляндский позже.

13 октября 1969 года профессору В. Ю. Курляндскому было присвоено звание «Заслуженный деятель науки РСФСР».

Начало 70-х годов было отмечено радикальным поворотом в сторону реальной «разрядки» напряженности между Востоком и Западом. Вениамин Юрьевич получил возможность выезжать за рубеж на научные конференции, а то и просто на отдых; он посетил Польшу, Чехословакию, Болгарию, Венгрию, Францию, ГДР.

Как-то, вернувшись из-за границы с международного] съезда стоматологов, он сказал, что чувствовал себя там неловко и в достаточной степени ущемленным: профессора из Франции, Америки, Швейцарии устраивали товарищеские ужины, коктейли для коллег, а он был не в состоянии ответить тем же. Советским гражданам разрешали вывезти очень ограниченную сумму, денег хватало, пожалуй, только на сигареты и мелкие сувениры.

Иная история связана со съездом стоматологов в Америке. Курляндскому в отличие от других прислали персональное приглашение, но оказалось, что командировать могут только несколько человек. Поехали, естественно,