Постепенно ПВО противника усиливалась, но это не остановило нас.

Обер-лейтенант Руфер, прекрасный стрелок, летавший в составе соседней противотанковой эскадрильи на Hs-129, был сбит и приземлился на крошечный островок посреди лагуны. Он оказался в положении Робинзона Крузо. Но ему повезло, так как его подобрала группа немецких солдат. Вскоре Советы поняли, что их план провалился. Больше они не могли выдержать такой уровень потерь.

Примерно 10 мая я получил известие, что фюрер наградил меня Дубовыми Листьями. Я должен был немедленно отправиться в Берлин для получения награды. Поэтому на следующий день, вместо обычного утреннего полета на малой высоте над улицами Керчи на моем вооруженном пушками бомбардировщике, я летел в Берлин на Me-109. По пути я придумал хитроумный план, как мне побыстрее вернуться в свою эскадру. В рейхсканцелярии я узнал от подполковника фон Белова, адъютанта фюрера от Люфтваффе, что одновременно со мной награды будут получать еще 12 солдат. Они служили в различных видах вооруженных сил в разных званиях. Я сказал фон Белову, что намерен сообщить фюреру, что устал от службы на вторых ролях в различных экспериментальных частях. Поэтому я намерен просить, чтобы меня вернули в мою старую боевую эскадру «Иммельман». Только при этом условии я согласен получить награду. Он принялся убеждать меня не делать этого и дал обещание, что лично займется моим делом. Я ничего не сказал ему о своих шагах, которые уже сделал, отправив рапорт командованию ВВС.

Незадолго до того, как мы должны были попасть к фюреру, фон Белов принес мне долгожданную новость, что он все уладил. Я возвращаюсь в мою старую эскадрилью, однако я буду обязан по-прежнему заниматься проверкой эффективности экспериментальных самолетов. Я с радостью согласился. Теперь я, наконец, действительно был счастлив получить Дубовые Листья.

Фюрер приколол нам награды на грудь. Он разговаривал с нами более часа о военной ситуации, о прошлом, настоящем и планах на будущее. В беседе он коснулся первой военной зимы в России и Сталинграда. Все мы, кто сражался на фронте, были поражены его знанием мельчайших деталей. Он не обвинял германского солдата на фронте и видел вещи точно так же, как мы, кто прошел через все это. Он был полон новых идей и планов и не потерял несокрушимой уверенности. Снова и снова он подчеркивал, что мы должны одержать победу над большевизмом. Иначе весь мир будет повергнут в бездну хаоса, из которой нет спасения. Поэтому большевизм должен быть уничтожен нами. Западные союзники никак не могут понять, что их политика является гибельной для них самих и для всего мира в целом. Спокойствие, которое он буквально излучал, охватило всех нас. Каждый из нас вернулся к своим обязанностям буквально возрожденным. И уже через 2 дня я был в своей эскадре в Керчи. Я принял командование своей старой группой.

Я взял с собой вооруженный пушками самолет и познакомил свою группу с новой машиной. Всякий раз, когда мне выпадала возможность проверить в бою подразделение, оснащенное новой техникой, я старался не упустить ее. Позднее экспериментальная группа была переформирована в боевое противотанковое подразделение, но во время боевых операций оно находилось под моим командованием. Следом за нами прилетело и подразделение из Брянска, что позволило капитану Штеппу снова стать командиром полноценной группы.

Работы для пикирующих бомбардировщиков «Штука» было более чем достаточно, так как русские пересекли Черное море и высадились в тылу у наших войск. Они захватили плацдармы на холмистом берегу восточнее и юго-западнее Новороссийска. Эти плацдармы часто становились мишенью наших атак. Подкрепления и техника продолжали прибывать на причалы. Зенитный огонь был таким же плотным, как и в других важнейших пунктах Кубанского плацдарма. Именно здесь многие мои товарищи совершили свой последний вылет. Мой командир группы был подбит над русским плацдармом, но ему повезло — ветер отнес его к нашим траншеям. Мы непрерывно летали взад и вперед между плацдармом и Крымской. Обычно я со своей эскадрильей пикировал почти до самой земли, а потом уходил на малой высоте в сторону моря прямо от плацдарма Иногда мы предпочитали уходить на север в сторону болот, где ПВО русских была немного слабее. Так как мы сбрасывали бомбы с малой высоты, это повышало меткость, да к тому же русские зенитчики пока еще не привыкли к нашей новой тактике.

Когда на подходах к Крымской мы пролетали над табачными плантациями, то попадали под огонь вражеских зениток. Многие неопытные летчики начинали волноваться, но довольно быстро успокаивались, когда слышали по радио, что «старики» посмеиваются над их страхами и даже позволяют себе шутить и напевать. Кто-то вдруг истошно закричал: «Максимилиан подбит!» Это относилось к командиру 2-й группы, который продолжал невозмутимо кружить среди разрывов зенитных снарядов, намеренно не торопясь с пикированием. Его ведомый просто потерял своего командира. Но постепенно все летчики обретали такое же ледяное самообладание. Уклоняясь от зенитного огня, я крайне редко применял фигуры высшего пилотажа: мертвую петлю, бочку и тому подобное. Я всегда гадал: а не считают ли зенитчики, что я презираю их?

Погода не мешала полетам. Небо почти неизменно оставалось ярко голубым, нещадно палило летнее солнце. Если выпадал день, когда не было полетов, мы отправлялись на море купаться, выбирая либо Азовское, либо Черное море. На побережье можно было найти прекрасные песчаные пляжи. Если Швирблат и я хотели понырять, мы отправлялись в Керченский порт, где краны и причальные стенки имели солидную высоту.

* * *

Аэродром в Керчи был настолько забит, что мы со своей группой перелетели на 10 километров западнее, в Керчь-Багерово. Там мы расположились в местном Kolkhose. Так как поблизости росло много деревьев, мы вскоре соорудили для столовой бревенчатую хижину. Бензина не хватало, и его расход строго контролировался. Мы совершали вылеты только в случае крайней необходимости. Поэтому в течение нескольких недель у нас постоянно находились свободные дни, которые каждый проводил согласно своим наклонностям. Швирблат и я почти ежедневно устраивали 10-километровые кроссы и вскоре досконально изучили все окрестности не только с воздуха.

Каждую ночь нам наносили визиты советские самолеты По-2 и более старые ДБ-3. Они в основном бомбили железнодорожную станцию, порт и аэродром в Керчи. Мы имели здесь несколько зенитных орудий, и совершенно случайно здесь же оказалась пара ночных истребителей. Мы любили следить, как они взлетают и садятся. Почти каждая их атака завершалась тем, что объятый пламенем советский самолет падал на землю. Наши противники были слишком неопытны в ночных боях, им следовало бы хорошенько подучиться, прежде чем отправляться в полет. И все-таки изредка даже им улыбалась удача. Однажды они сумели сбросить бомбы прямо на состав с боеприпасами, стоявший на подъездных путях. В течение нескольких часов ночное небо озаряли призрачные огни, грохот был слышен по всей округе, а земля вздрагивала от взрывов. Вскоре эти налеты вошли в нашу повседневную жизнь, и мы просто оставались в постелях и продолжали спать. Иначе во время дневных полетов усталость и недосыпание могли привести к катастрофе.