в списке. Если в следующий раз придешь на мой урок, и не будешь заниматься, — указывает он на меня пальцем. — Выше тройки ничего ставить не буду.

— Павел Валерьевич…, — начинаю говорить, как он тут же перебивает меня.

— Баскутов четыре, — начинает диктовать он, не дав мне договорить, и я перевожу взгляд, в журнал, ставя оценки. — Беляев пять.

Пока мы выставляли оценки все ушли переодеваться в раздевалку. Я быстро схватила свой рюкзак и уже хотела выйти, как одна из моих одноклассниц окликнула меня.

— Михеева, так ты что не будешь с нами против Зои Максимовны идти? — начала спрашивать Катька Артемьева.

— Я не собираюсь в этой глупости участвовать, — громко отвечаю я, и понимаю, что все девочки перестали переодеваться, внимательно разглядывая меня.

— Антонов прав! Как только твой брат учителем стал, так сразу ты на их сторону встала! — громче проговаривает Артемьева.

Хочется её ударить. Но я пока себя сдерживаю по полной!

— Вон, в прошлом году сама предлагала нашей физичке подлянку устроить! — продолжает говорить она.

— Да! — кто-то из девчонок соглашается с ней. — А может ты она с твоим братом встречается? А что?! Теперь все сходится!

— Мне кажется у вас с головой не все в порядке! Или мне просто завидуете, что у меня брат учитель, а у вас нет! К тому же, кого из вас Зоя Максимовна на уроке хвалила? А? — произношу я и, кажется, через несколько секунд пожалею об этом, потому что Катька Артемьева накидывается на меня и начинает со всей силы тянуться за мои волосы. Я мертвой хваткой вцепляюсь в ее. Мне становится невероятно больно. Мне даже кажется, мы пытаемся драться, но у нас не получается. А после я чувствую, как нас начинают разнимать.

Несколько девчонок пытаются оттянуть нас в разные стороны.

— Хватит уже! — кричит Камилла, и мы отходим с Артемьевой друг от друга на безлопастное расстояние. — Вам еще учиться вместе!

— Ты мне чуть все волосы не выдернула, — громко говорю я, пытаюсь поправить свои волосы.

— Так тебе и надо, Михеева! — без капли сожаления говорит она.

— Да пошли вы все! — заявляю я, беря со скамьи свой рюкзак. Тут же вылетаю из раздевалки. А казалось, день будет совсем неплохим.

Выйдя в коридор, я провожу рукой по своей губе и чувствую металлический привкус крови. Она мне еще и губу разбила! Шикарно!

***

Я сразу же пошла в туалет, попытавшись скрыть свою побитую губу. И сейчас как назло большая перемена. Сначала меня оглядывали возле раковины какие-то семиклассницы, а после какая-то странная девчонка из нашей параллели.

И было бы из-за чего серьезного наша драка, а то из-за учителя. Смешно же!

Не обращая ни на кого внимания, я прошла и села за свою парту в классе Зои Максимовны. Делаю предположение, что о моей побитой губе после урока тут же узнает Макар. Да и пусть! Мне все равно что они думают! Я так просто не сдамся! Я же Эльвира Михеева — девчонка, которая может за себя постоять!

Мои одноклассники небольшими компаниями заходили в класс, посматривая в мою сторону. Даже перешептываясь между собой. Но я твердо решила, что не стану обращать на них внимание. И пытаясь скрыть немного своего волнения крутила в руках ручку, сидя в свободной позе на стуле.

— Только не говори, что это, правда, — слышу я голос рядом и, повернув голову, вижу, как Журавлев отодвигает Таськин стул, даже не спросив разрешения садится. — Значит это правда, — оглядывает он мою губу.

— Когда еще так быстро передавались в нашем классе слухи, — пытаюсь улыбнуться я, но тут же чувствую, как губе становится больно и откидываю эту идею.

— Так из-за чего вы подрались? — уточняет он. Как по мне и так все понятно, зачем десять раз все переспрашивать.

— Ты же все знаешь. Зачем спрашивать?

— Хочу узнать от тебя.

Его карие глаза смотрят на меня таким странным взглядом, что мне даже становится неловко.

— А я не хочу пересказывать эту историю тысячу раз, — отмахиваюсь я и перевожу взгляд на пустую парту, за которой обычно сидит Зоя Максимовна. Моя рука все еще машинально перебирает в руке синюю ручку.

— И чего ты молчишь? — набрасываюсь на Журавлева, когда он просто сидит, не проронив после ни единого слова. Ну, истинный гусар! Говорить и я могу! — Где твоя справедливость? Честность? Или она вот так быстро закончилась?

— Чтобы ты знала, я не поддерживаю моих одноклассников.

— И я вхожу в это число?

— Нет.

— Тогда мне стоит запастись оружием, потому что нас двоих против них не хватит, — киваю я сторону парней на третьем ряду. Еще некоторое время назад я заметила, как они каждые несколько секунд оборачиваются и смотрят на нас.

— Это сейчас в тебе проснулся пессимист? — замечает он.

— Реально оцениваю ситуацию, — честно говорю я, и после указываю пальцем на свою губу. — И это подтверждение.

— Реальность в том, что они не понимают, что хотят сделать. Хотят убрать учителя с поста классной руководительницы? — спрашивает он, но этот вопрос не должен получить ответ от меня. — Или же они хотят её совсем выгнать? А знаешь, кто придет вместо нее? Математичка или же географичка. Но когда они придут на ее место, они будут просить и умолять, чтобы вернулась Зоя Максимовна, но уже будет поздно.

— Значит, у тебя есть план? — уверена, его обычное состояние — говорить и ничего не делать.

— Я знаю, у кого его точно нет, — кивает Руслан в сторону первой парты, где сидит Антонов с Игнатом Пантелеевым. — Он сам еще не знает, что хочет.

— Он дурак, — говорю правду и слегка улыбаюсь, но губе больно. — И я все еще помню, как ты назвал меня дурой, и змеей. Так что не видать нам перемирия, — напоминаю я Журавлеву. Пусть не забывается!

— Не помню, чтобы я такого говорил, — произносит Руслан.

— А я помню. И да, ты конечно молодец, что написал Пушкарю и решил свои проблемы. Но только о том, что я тебе дала его контакты знают все.

— Я не упоминал тебя нигде.

— Знаю, видела твое послание и грядущие проблемы Антону, — может быть и не стоило говорить, что Злата показала мне лично сообщение от него. Но с языка это слетело раньше, чем я смогла подумать.

— Так значит, ты общаешься все-таки с ним?

— Что? — не понимаю сначала вопрос. — С Пушкарем? — уточняю я, а после вижу, как он положительно кивает. — Да ни за что! Случайно узнала.

— А мне кажется это не ответ.

— Какой есть! И зачем надо было писать, что у