Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– И ты будешь их кормить.
Ленни радостно засмеялся.
– И мы будем сами себе хозяева.
– Да.
Ленни обернулся.
– Нет, Ленни, гляди за реку, тогда ты все будто увидишь своими глазами.
Ленни повиновался. Джордж взглянул на револьвер.
В кустах послышался треск, потом тяжелые шаги. Джордж обернулся на шум.
– Говори же, Джордж. Когда все это будет?
– Скоро.
– Мы будем там жить с тобой вдвоем.
– Да. Мы… вдвоем… Тебя никто не обидит, и… никаких неприятностей. Никто не будет у тебя ничего отбирать.
Ленни сказал:
– А я думал, ты рассердишься на меня, Джордж.
– Нет, – сказал Джордж. – Нет, Ленни. Я не сержусь. Я никогда не сердился на тебя. Вот и теперь тоже. Я хочу, чтоб ты это знал.
Голоса раздавались уже совсем близко, Джордж поднял револьвер и прислушался.
Ленни попросил:
– Давай купим ранчо сейчас. Прямо сейчас.
– Само собой… Я… мы…
Джордж уставил револьвер прямо Ленни в затылок. Рука у него тряслась, но лицо было решительным, и он совладал с дрожью. Он нажал спуск. Грохот выстрела прокатился по долине и отдался эхом в горах. Ленни дернулся, потом медленно повалился ничком на песок и замер.
Джордж вздрогнул, глянул на револьвер, потом швырнул его на кучу золы.
На поляне послышались крики и топот бегущих ног. Раздался оклик Рослого:
– Джордж! Ты где, Джордж?
Джордж недвижно сидел на берегу и глядел на свою правую руку, которой отшвырнул револьвер. Люди выбежали на поляну. Кудряш был впереди. Он увидел Ленни, лежавшего на песке.
– Готов, – сказал он, подойдя вплотную. Он поглядел на Ленни, потом на Джорджа. – Аккурат в затылок, – добавил он тихо.
Рослый подошел к Джорджу и сел рядом, касаясь его плечом.
– Что ж, – сказал он. – Бывает, и на такое решаться надобно.
Карлсон стоял тут же.
– Как это ты сделал? – спросил он.
– Просто сделал, и все, – ответил Джордж устало.
– У него был мой револьвер?
– Да.
– А ты отобрал револьвер и застрелил его?
– Да. – Джордж говорил почти шепотом. Он снова поглядел на свою правую руку.
Рослый взял Джорджа за плечо.
– Пойдем, Джордж. Пойдем выпьем чего-нибудь.
Он помог Джорджу встать. Тот не сопротивлялся.
– Выпьем.
Рослый сказал:
– Ты должен был сделать это, Джордж. Должен. Пошли.
И он повел Джорджа по тропе в сторону шоссе.
Кудряш и Карлсон посмотрели им вслед. Карлсон сказал:
– И чего это их так гложет обоих, ей-ей, не пойму.
Жемчужина
Перевод с английского Т. Зюликовой
В городе рассказывают о великой жемчужине – о том, как она была найдена и вновь утрачена. Рассказывают о ловце жемчуга по имени Кино, его жене Хуане и малыше Койотито. Историю эту повторяли так часто, что она пустила глубокие корни в каждой душе. Как и во всех историях, которые пересказываются по многу раз и оседают в людских сердцах, в ней есть только хорошее и плохое, белое и черное, доброе и злое – и никаких полутонов.
Возможно, это притча, и каждый видит в ней свой смысл и отражение собственной жизни. Как бы там ни было, в городе рассказывают, что…
I
Кино проснулся почти в полной темноте. Еще светили звезды, и день лишь слегка мазнул белым по самому горизонту, хотя уже вовсю кричали петухи, а свиньи рылись среди щепок и древесной трухи в поисках чего-нибудь съедобного. В зарослях кактусов рядом с хижиной щебетали и хлопали крыльями птицы.
Кино открыл глаза и посмотрел сначала на светлеющий дверной проем, затем на подвешенный к столбу ящик, где спал Койотито. Наконец он повернул голову к Хуане, которая лежала рядом на циновке, обернув синей шалью спину, грудь и лицо. Глаза у нее были открыты. Сколько Кино помнил, они неизменно бывали открыты, когда он просыпался. В темных глазах Хуаны отражались звезды. Она смотрела на него тем взглядом, каким смотрела всегда в первые минуты пробуждения.
С берега доносился тихий шелест утренних волн. Хорошо… Кино вновь закрыл глаза и прислушался к музыке. Может, он один ее слышал, а может, слышал и весь его народ. Некогда люди его народа слыли великими певцами, и все, что они видели, думали, делали и слышали, становилось песней. С тех пор прошло немало времени. Старые песни остались – Кино знал их наизусть, – а вот новых не появлялось. Зато у него были свои. В эту самую минуту в голове у Кино звучала песня, тихая и ясная, и если бы он мог говорить о ней вслух, то назвал бы ее песней семьи.
Кино лежал, закрыв одеялом нос от сырого воздуха. Рядом раздался тихий шорох – почти бесшумно встала Хуана. Она босиком подошла к ящику, где спал Койотито, склонилась над ним и прошептала что-то ласковое. Малыш коротко глянул на мать, закрыл глаза и снова уснул.
Хуана шагнула к вырытому в земляном полу очагу, отыскала в золе уголек и принялась раздувать огонь, скармливая ему хворостинки.
Кино тоже встал, обернул голову и плечи одеялом, спрятал в него нос, сунул ноги в сандалии и вышел из хижины – посмотреть рассвет.
Он присел на корточки и прикрыл концами одеяла колени. Высоко над заливом уже пламенели легкие облака. Подошла коза, принюхалась и уставилась на Кино своими холодными желтыми глазами. Огонь в очаге наконец-то разгорелся – сквозь щели в плетеных стенах просочились тонкие лучи, а на землю лег неровный прямоугольник света от дверного проема. Запоздалый ночной мотылек ринулся в хижину в поисках пламени. Песня семьи звучала теперь из-за спины у Кино, а ритмом ей служил скрежет камня, которым Хуана молола кукурузу для утренних лепешек.
Рассвет наступил быстро: сумрак превратился в полусвет, полусвет – в сияние. Наконец небо заполыхало – это из залива встало солнце. Кино опустил глаза, пряча их от нестерпимого блеска. Он слышал, как в хижине у него за спиной Хуана прихлопывает руками тесто, чувствовал сытный запах жарящихся на противне лепешек. На земле копошились муравьи: одни – крупные, черные и блестящие, другие – маленькие, серые, проворные. С отрешенностью Бога Кино наблюдал, как серый муравьишка отчаянно пытается вылезти из песчаной ямки, которую вырыл для него муравьиный лев. Робко подошел худой черный щенок с золотисто-рыжими подпалинами вместо бровей. Ободренный ласковым словом хозяина, он свернулся калачиком, аккуратно обернул лапы хвостом и осторожно положил на них морду. Такое же утро, как любое другое, и все же самое прекрасное из всех…
Заскрипела веревка: это Хуана достала Койотито из ящика.