он точно был вездесущ. Все вокруг кишело его приспешниками. На свете больше дьяволов, чем людей, предупреждали Мэзеры. Мы вдыхаем их вместе с воздухом [50].

Мало того что его адские армии роились повсюду, так дьявола еще и бесконечно кто-нибудь призывал. Избив и выставив свою жену на январский мороз, один муж из Хейверхилла рявкнул, что она была «не чем иным, как дьяволом в женском обличье» [51]. Молодая женщина, громко рассмеявшаяся поздней ночью и сразу же обнаруженная в чужой постели, была осуждена как «маленькая лживая бестия». Мужчина из Ипсвича показал, что в его склонном к насилию соседе «столько от дьявола, что жить рядом с ним просто опасно». Монстра часто поминали в пылу ссоры – к черту в те времена посылали не реже, чем сегодня посылают в самых разных направлениях, – хотя это и не было необходимым условием его появления [52]. К тому же дьявол хорошо приспособился к не очень дружелюбному климату Новой Англии: само собой, индейцы поклонялись Сатане, так же как и квакеры (что оправдывало захват квакерской земли: именно на ней в 1692 году стояла салемская тюрьма). Своим «духом противоречия» жители деревни Салем, согласно вердикту суда от 1675 года, сами предложили помощь дьяволу. По мнению как минимум одного массачусетского священника, терпимость к другим религиям надлежало рассматривать как сатанинскую идею. Морить голодом пасторов, предупреждал Коттон Мэзер, означает открыть Сатане путь к овладению нашей землей[29]. Иностранец в необычной шляпе – дьявол [53]. Он фигурирует в качестве соответчика в большинстве обвинительных заключений и занимает почетное место в множестве проповедей – хищный волк, угрожающий пасторскому стаду. Проповеди Пэрриса, обстоятельно, но не чрезмерно нагруженные проделками Сатаны, не стали исключением. 3 января 1692 года Пэррис заявил, что деревенская церковь, похоже, стоит на прочном основании. И предупредил, что «главная цель дьявола – ее опрокинуть» [54].

В своей новоанглийской ипостаси Бог, по наблюдениям нескольких пасторов, иногда нарочно насылает на землю дьяволов, дабы заткнуть рты скептиков. Именно такой урок Мэзер извлек из эпизода с детьми Гудвинов. Он поклялся широко использовать это преступление и, с помощью «Удивительных предзнаменований», раз и навсегда решить проблему. По-отечески похлопав ее по корешку, он отправил в большое плавание свою книжицу – служанку великих британских фолиантов, какой она ему виделась, – чтобы убедить человечество: дьяволы до сих пор на свободе. О маленькой шведской девочке и ее воздушном происшествии, о неанглийских тайных сборищах на лугу, о подписанном кровью договоре и о человеке в шляпе с высокой тульей Массачусетс узнал от Мэзера, который стащил все это у Гленвилла. Неудивительно, что Массачусетсу досаждают ведьмы, замечает Мэзер, цитируя одного последователя Гленвилла, который в некоей трансатлантической круговой поруке тоже цитирует его. «Где дьявол проявит самую лютую злобу, как не там, где его ненавидят, и ненавидят люто?» – вопрошает Мэзер [55]. Приход дьявола – это почти знак почета, еще одно доказательство, что жители Новой Англии – избранный народ. Нечистый, словно призрачная молния, касается крыши дома пастора. Нельзя сказать, что ему совсем не рады: если рядом дьявол, то и бог недалеко. В книге «Откровение» сказано, что он явится в окружении «демонов из ада» [56], – а Мэзер уже давно предрекал апокалипсис, которого в Новой Англии ожидали еще с 1650-х [57]. И в 1692 году дьявол получил наконец повышение. Он стал сумасшедшим маньяком, вознамерившимся разрушить Царство Божие, чего никогда раньше не пытался провернуть в Массачусетсе.

Когда североамериканские ведьмы начали летать, в Европе борьба с нечистой силой сошла на нет [58]. Голландия отменила казни в 1610 году, Женева – в 1632-м. Во Франции Людовик XIV закрыл все дела о колдовстве через пятьдесят лет, хотя кое-кого еще отправляли на костер и в 1691-м. В век Бойля, Ньютона и Локка (все они, кстати, верили в колдовство) преследования ведьм по всей Европе прекратились. Существовало некоторое количество текстов, ставивших магию под сомнение, хотя вы и не смогли бы прочитать соображения ведьмоскептика, выпущенные в Бостоне до 1692 года: вера и жестко контролируемая печать надежно защищали мировоззрение массачусетского поселенца. К 1692 году новоанглийская ведьма отличалась от своей европейской коллеги тем, что была более реальной. Что вы могли прочитать тогда в Массачусетсе, так это тирады, проклинавшие колдовство, которые Коттон Мэзер метал в сомневающихся, в основном незримых – это все равно что изучать литературу восторженных креационистов, даже не подозревая о существовании Дарвина. Мэзер с предельной детальностью разбирал дело Гудвинов. Он касался только эпизодов, которые наблюдал лично или за которые мог всецело ручаться. Они признавались неоспоримыми фактами, несогласных же он попросту игнорировал [59]. И больше уже никогда таким людям не доверял.

Молитва, соглашались все массачусетские пасторы, была единственным действенным средством против дьявола. И Пэррис в 1692 году использовал ее по максимуму. Масштабные антиколдовские говенья проводились по всей колонии с 1651 года. Пэррис теперь организовал целую серию – в своем доме, в деревне и в соседних конгрегациях. В пятницу 11 марта группа священников собралась в пасторате, чтобы весь день провести в молитвах. Девочки большей частью вели себя тихо, хотя в конце каждой молитвы, заметил Хейл, отец троих детей в возрасте до семи лет, «они двигались и говорили странно и нелепо». Светловолосую Абигейл Уильямс, наиболее пострадавшую из всех, скрутило припадком: ее руки и ноги свернулись в крендель [60]. В какой-то момент после этого Пэррис решил разделить детей и отослал свою дочь. Возможно, из практических соображений: семья не хотела расставаться с Абигейл, служанкой. Девятилетнюю Бетти поселили у Стивена Сьюэлла, городского судебного секретаря, которому вскоре придется день и ночь возиться с корчащимися молодыми женщинами. Этот их дальний родственник был благородным человеком. Сьюэллы сами воспитывали троих детей, старшему не исполнилось еще и четырех. А припадки Бетти продолжались, приводя опекунов в отчаяние. В конце месяца к ним в дом пожаловал «высокий черный человек», о котором рассказывала Титуба, и предложил Бетти все, чего она только не пожелает. Он готов даже перенести ее в город мечты – и это, очевидно, не Салем[30]. Это дьявол, объяснила миссис Сьюэлл, сама пасторская дочь [61]. Если он вернется, девочка должна сказать ему, что все его слова – ложь.

Вся деревня говорила только о колдовстве, утро начиналось со сводок о том, что происходило ночью и как чувствуют себя пострадавшие. Это был плохой момент, чтобы вслух сомневаться или вдруг оказаться пророком. Где-то между днем, когда бостонский тюремщик щелкнул замком на камере трех салемских подозреваемых, и 12 марта новый призрак начал щипать Энн