за Смоленском стояло целое Польско-Литовское государство, которое при всех своих неустройствах должно же было когда-нибудь прийти к нему на помощь. А между тем он не переставал требовать денег, припасов и подкреплений, постоянно жалуясь на побеги и нети служилых людей и недостаточное количество посошных, которые обязаны были делать подкопы, рыть шанцы, возить в немецкие полки дрова и хлебные запасы и тому подобное.

Московское правительство продолжало надеяться на Шеина и напрягало все усилия к тому, чтобы удовлетворить его требования. По дорогам между Москвой и Смоленском постоянно тянулись обозы то с денежной казной, то с хлебными или боевыми припасами и шли все новые и новые подкрепления. В июне мы встречаем царский указ о новом наборе даточных с монастырских земель, а также с вотчин и поместий тех придворных и служилых людей, которые не находились тогда в действующих полках, с 300 четей земли по одному конному ратнику в полном доспехе, то есть в латах или панцире и шишаке, на добром коне, ценой не менее 10 рублей. Немного позднее (в конце августа) опять указ: о наборе пеших даточных ратников с 300 четвертей по два человека, каждый с пищалью, топором и рогатиной. Тем и другим, то есть конным и пешим, назначено идти под Смоленск. Туда же в июле отправлен из Москвы полковник Самуил Карл Деэберт со своим рейтарским полком. С ним посылались также запасы пороху, свинцу, фитилей и провианту; причем, по обыкновению, наказывалось, чтобы начальные люди строго смотрели на пути за рейтарами и драгунами и не позволяли бы им грабить крестьян или брать у них кормы силой. Что же касается жалованья ратным людям, то в течение с небольшим года, который прошел от начала Шеинова похода по сентябрь 1633 года включительно, из Москвы доставлено было в его полки более полумиллиона рублей — сумма по тому времени весьма значительная. А съестных припасов за эту пору было доставлено в армию полторы тысячи четвертей сухарей, с лишком 2300 четвертей круп, около 2500 четвертей толокна, с лишком 25 000 ржаной муки и 150 четвертей гороху, 5600 пудов свинины и 3600 пудов коровьего масла.

Карла Деэберта поместили близ Прозоровского в укрепленных окопах.

Пока Шеин бездействовал под Смоленском, летом 1633 года происходили оживленные действия на других театрах войны; причем, хотя Москва повела вначале войну наступательную, но, от бездействия главной рати, ей потом пришлось перейти в положение оборонительное. Поляки выслали против нас черкас или малороссийских казаков, которые повоевали Северскую область. Но их нападения не всегда были удачны. Так, в мае полковник Песочинский и князь Еремия Вишневецкий с польскими, литовскими людьми и запорожцами осадили Путивль, начали вести шанцы, подводить подкопы и делать приступы; около месяца длилась осада. Мужественные воеводы князь Гагарин и Усов отбили неприятелей, и те со стыдом отступили. Но город Валуйки им удалось взять и разграбить благодаря оплошности воеводы Колтовского. Не ограничившись черкасами, поляки вооружили против Москвы крымцев. Хан послал царевича Мумарек-Гирея, который напал на наши южные украйны, повоевал, пожег многие места и набрал большой полон.

Нашествие крымцев отразилось под Смоленском тем, что там усилились побеги: многие помещики южных областей стали уходить, тревожась за участь своих семей и имущества. В самой Москве преувеличенные известия о силах татар подняли тревогу; начали готовить к обороне столицу и собирать против них особую рать под начальством князя Б. М. Лыкова. Но крымцы ушли назад.

Из разных мест от воевод приходили иногда гонцы с сеунчом или известием об удачном деле с литовскими людьми и татарами, об отражении их, например, от Дивен, Пронска, Серпухова и прочих. Шеин с Измайловым ухитрялись тоже время от времени присылать донесения о своих посылках под Красное, о прогнании неприятеля и количестве взятых в плен; причем незначительные стычки своих разъездов и фуражиров или отбитие небольших вылазок из крепости они обращали в какие-то победы и своему бездействию придавали вид деятельности. Раза два пытались неприятельские партии прорваться в город, но неудачно, и опять донесения о победах. Но вот пришлось наконец донести о важном событии: о прибытии под Смоленск неприятельской рати с самим королем Владиславом во главе[11].

Сигизмунд III Ваза оставил после себя пятерых сыновей: старшего Владислава от первой жены Анны, а прочих от второй жены Констанции. Претендентом на польскую корону выступил Владислав, который по смерти отца номинально величал себя королем Шведским. Архиепископ-примас Ян Венжик созвал приготовительный или конвокацийный сейм на 22 июня (григорианского стиля).

На этом сейме ясно обнаружилось тревожное и опасное положение государства, потрясенного борьбой религиозных партий и целых народностей, которую вызвали меры католической нетерпимости покойного короля, в особенности пресловутая уния. Православные западнорусы соединились с диссидентами, то есть протестантами разных видов, и предъявили на сейме целый ряд требований в ограждение своих имущественных и политических прав. Малороссийское казачество волновалось и, со своей стороны, требовало не только свободы греческого исповедания, но также участия в избрании короля и других прав. На конвокацийном сейме назначено было 27 сентября днем сейма элекцийного или избирательного. Сей последний долго занимался препирательством по разным вопросам и, только побуждаемый начавшейся польско-московской войной, 8 ноября 1632 года приступил наконец к избранию короля, которым и был единогласно выбран Владислав. Спустя несколько дней он присягнул на pacta conventa. В число этих pacta, ввиду военного времени, включен новый пункт о том, чтобы на войско шла не одна, а две четверти (кварты) доходов с королевских имений (собственно, с державцев этих имений); шляхта же, по обыкновению, старалась освободить себя от обременительных военных расходов. За элекцийным сеймом последовал коронацийный, который был назначен на 31 января 1633 года. Но только 6 февраля совершилось коронование новоизбранного короля в Варшаве. После того начались приготовления к его походу под Смоленск; но они крайне замедлялись недостатком денег. Употреблялись чрезвычайные меры для пополнения королевской казны. Так, ради 90 000 золотых, поднесенных бранденбургским курфирстом Вильгельмом, король освободил его от обязанности приехать в Варшаву, чтобы лично принести ленную присягу в качестве герцога Прусского, а позволил сделать это через посольство — важный шаг к независимости Пруссии от Польши. На военные издержки Владислав продал также разные королевские сокровища, в том числе и отцовскую корону, стоившую 50 000 золотых. Эти приготовления, а равно всякие неустройства и волнения в Речи Посполитой, которые пришлось улаживать новому королю, задержали его так долго, что он только в августе месяце 1633 года выступил в поход, двинув