Когда Мюрвет вернулась домой, пожилая хозяйка не преминула сказать, как устало та выглядит.

– Не расстраивай свою душу, дочка. Все наладится. Это всего лишь дело времени. Какой бы ни была твоя беда, выход точно есть.

– Спасибо, тетушка. Спасибо и за то, что посидели с Леман.

– Она прелестный ребенок. Но она уже проголодалась. Я только дала ей немного молока.

Мюрвет взяла смеющуюся дочь на руки. Она завидовала ее веселью. Должно быть, хорошо жить так, без бед.

Когда пожилая женщина уже собиралась уходить, она сказала:

– Смотри, Мюрвет, дочка, если ты почувствуешь, что ты в тупике, мы подумаем о другом выходе. У меня есть знакомая, мы пойдем к ней. Она охладит пыл твоего мужа с помощью колдовства. Когда захочешь, дай мне знать. Я все устрою.

Мюрвет вздрогнула. Ей с детства внушали, что колдовство – это грех против Аллаха, а значит, зло. Она никогда даже представить не могла, что в ее жизни случится что-то, для чего потребуется колдовство. Она и не знала, нужно ли верить в это или нет. Она кивнула, внезапно страшно испугавшись того, что оставила ребенка хозяйке, которая знается с гадалками.

Мюрвет искупала Леман, уложила ее спать и вошла на кухню. Она не была уверена в том, что муж придет этим вечером. Что ему сказать? Внезапно Мюрвет почувствовала, как в ее жизни все смешивается и погружается в безысходность.

Пока она готовила, мысли продолжали терзать ее. От звонка в дверь она вздрогнула. После колебания, которое продлилось мгновение, она помыла и высушила руки. Быстрыми шагами направилась к двери. В этот момент позвонили еще раз. Когда она открыла, перед ней был Сеит. Силуэт молодого мужчины, вырисовывавшийся в мрачном и дрожащем свете луны, напомнил Мюрвет о летнем вечере несколько лет назад.

Она вспомнила о буре, которую вызвал в ее сердце красивый мужчина лунной ночью летом 1923 года: он вот так же смотрел на нее, стоя у дверей. Он подмигнул ей и поцеловал ее волосы. Она вспомнила, как смешались в ней счастье, волнение и стыд, как она вскрикнула и побежала на верхний этаж.

Сеит, глядя на жену, которая испуганно стояла, обхватив руками живот, вспомнил ее детское лицо, освещенное лунным светом той прекрасной летней ночи. Белая рубашка с рюшками, заплетенные длинные волосы, огромные глаза – она была невинна, удивлена, но насколько же прекрасна! В памяти пронеслось, как выдумывал предлоги, чтобы увидеть ее и вручить очередной подарок, и какое проявлял при этом упрямство.

За короткий период времени, продлившийся всего несколько секунд, оба вернулись обратно в одно и то же лето. Сеит вошел, медленно пробормотав:

– Добрый вечер!

Его голос был усталым. Мюрвет очнулась. До ее носа донесся ужасный запах керосина.

Сказав: «Добро пожаловать!» – она наблюдала за мужем. Сеит принялся раздеваться.

– Можешь нагреть немного воды?

Мюрвет не отважилась что-либо спросить и ушла на кухню греть воду.

Пока Сеит был в ванной, она накрыла стол и приготовила ракы. Немного времени спустя они друг напротив друга сели за стол. Мюрвет, наблюдая за усталым и несчастным выражением лица мужа, думала о том, кто должен начать разговор. Какое-то время они молча жевали еду. Затем Сеит раскурил сигару и, глубоко затянувшись ею, спросил:

– Как ты?

Его голос был расстроенным. Словно и он не знал, откуда следует начать. Мюрвет, ковыряя вилкой долму в тарелке, ответила:

– Я ходила к доктору, Сеит.

Краем глаза она посмотрела на мужа и обнаружила, что он спокойно слушает ее. Мюрвет продолжила:

– Мы уже ничего не можем поделать. Если бы это были первые два месяца, то было бы возможно, но сейчас опасно. Так сказал доктор. И отправил меня обратно. Я очень огорчена, Сеит, но я ничего не могу поделать.

Она думала, что муж взбесится, встанет из-за стола, начнет кричать. Но того, чего она боялась, не произошло. После некоторого молчания Сеит заговорил:

– Я не хочу подвергать тебя опасности. Но я никогда не смогу понять, почему ты от меня скрывала свою беременность.

– У нас не было случая поговорить, Сеит. Я все время ждала подходящего момента.

– Как странно, не правда ли? Мы все время ждем подходящего момента, но все время упускаем удобные случаи.

Мюрвет очень хорошо знала, что подразумевает муж. Она с сожалением заговорила:

– Если бы мы поехали в Америку, я была бы очень несчастлива.

– А сейчас ты счастлива?

Нет, она не была счастлива. Но если бы они поехали, то была бы еще больше несчастна.

– Если бы все наладилось… – начала она.

– А что есть счастье, по-твоему? – перебил ее Сеит. – Рожать каждый год по ребенку? Жить в этом районе, чтобы быть ближе к твоей матери? Мечтать о том, чтобы муж был чиновником, который уходит с утра и возвращается к вечеру? Ты все еще не знаешь меня, Мюрвет? Ты не понимаешь, что я не могу соответствовать твоим представлениям? Если ты хочешь меня медленно убить – убивай. Но если ты хоть немного разделишь мои мысли и мечты, то мы вместе будем по-настоящему счастливы. Если ты мне поверишь…

– Я тебе верю, Сеит.

– Тогда поверь в то, что я тебе сейчас скажу. Я нашел работу. Я буду уходить утром, возвращаться вечером. Как бы то ни было, мы становимся большой семьей. Наши деньги подходят к концу. Открыть свое дело сейчас у меня нет возможности.

Глаза Мюрвет засверкали. Сеит принимает нового ребенка и говорит, что у него есть работа. Она с волнением спросила:

– Какую работу ты нашел, Сеит?

– Ты не поняла по запаху?

– Я не знаю, Сеит. Ты пах керосином, но…

– Да, да. Моя новая работа – работа с керосином.

Наклонившись к жене, он прошептал:

– Да, в кастрюлях я разношу керосин. Прекрасное занятие, не правда ли?

Наполнив вновь свой стакан, он сказал:

– Мне нужно для дела собрать деньги, но не знаю, получится ли.

У Мюрвет смешались чувства любви и жалости к мужу. Она осторожно спросила:

– Ты выдержишь, Сеит?

– Выдержу ли?.. Руки и ноги выдерживают, а сердцу приходится очень тяжело, Мурка… Очень тяжело…

Мюрвет за весь вечер впервые услышала от мужа нежное обращение «Мурка». Ее глаза наполнились слезами. Она любила его, но в самый нужный момент не могла его утешить. Чтобы нарушить молчание, она предложила:

– Хочешь кофе?

– Спасибо, нет. Все то, что я ем и пью, словно пропахло керосином. За исключением сигар. Они всегда сохраняют свой запах и вкус.

* * *

С тех пор Сеит с утра до вечера занимался продажей керосина. Удивление тех, кто знал его и видел его за этой работой, невозможно было описать.