Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Победа никогда не достается трусу.
Он уважительно склонил голову, как будто соглашаясь с этим.
— Между прочим, должен предупредить тебя, чтобы ты не испытывала никаких чувств к Айдану.
Холодок непонятного предчувствия пробежался по ее спине.
— Что ты имеешь в виду?
Он наклонился и чуть слышно прошептал ей на ухо:
— Проклятие Зевса теряет силу. С каждым годом мы можем чувствовать все больше и больше наших эмоций.
Лета побледнела, осознав это открытие и какие последствия оно может повлечь за собой.
— Он знает?
М’Адок покачал головой.
— И мы ни в коем случае не можем допустить, чтобы он узнал об этом. Он обрушит на нас все молнии и громы, имеющиеся в его распоряжении.
Ее охватила мучительная боль при воспоминании о том, как Зевс набросился на всех богов сна и их семьи в прошлый раз. У нее перед глазами все еще стояли видения тех, чья кровь была пролита в тот день, когда Зевс приказал избить всех и каждого, а потом лишил их эмоций.
Для них это было жестокое время.
— Я считала, что сообщать об этом входит в твои обязанности.
Его взгляд посуровел. Стал холодным и непреклонным.
— Я не собираюсь предавать свою семью.
От его слов у нее стало легко на сердце. Она лучше, чем кто-либо другой, знала, что он говорил правду. М’Адок уже доказал ей эти слова на деле.
— Я могу доверять своим чувствам?
Он едва уловимо кивнул ей.
— Но помни, ты не должна показывать их. От этого зависит очень много жизней, не только твоя. Я — один из тех троих, кто был выбран, чтобы сообщать обо всех, у кого появляются чувства, и если Зевс когда-нибудь узнает, что я обманывал его, он меня не пощадит.
Как будто она могла быть такой холодной — очень жаль, что другие не заслуживали такого доверия.
— Не беспокойся, брат. Я никогда тебя не предам.
— Я знаю. Вот почему я пришел поговорить с тобой. Я хотел, чтобы ты знала, что все твои чувства — твои собственные. Не хочу, чтобы у тебя были проблемы из-за этого.
— Спасибо.
Он кивнул ей, прежде чем отстранился и исчез.
Лета же продолжала стоять там, перекатывая маленький пузырек с лиловой сывороткой между ладонями. Значит, она не была начинена теми ощущениями, которые разделила с Айданом. Это не его эмоции, поглощенные ею.
Это — ее решимость. Ее сострадание.
Ее сердце.
Она улыбнулась, радуясь этому открытию. Поднеся бутылек ко рту и поцеловав его, она переместила себя обратно в домик и обнаружила Айдана сидящим перед огнем, который он, должно быть, развел после того, как она его покинула.
Он как-то странно выглядел. Был мрачен, но было еще что-то неуловимое — что-то, чего не было прежде.
— С тобой все в порядке?
Он кивнул, не поднимая на нее глаз.
— Завтра Сочельник.
— Я знаю. — Она окинула взглядом комнату и не заметила ничего, что говорило бы о предстоящем человеческом празднике, приготовления к которому она видела в Зале Зеркал. — Мы должны найти для тебя елку?
Он фыркнул, как будто даже мысль об этом вызывала у него отвращение.
— Когда я был маленьким, мы с мамой обычно смотрели тот фильм 50-ых, «Рождественский гимн»,[31]а после того, как она умерла, мой дядя каждый год ставил «Рождественскую историю»[32]с Биллом Мюрреем, пока мы наряжали елку. Ты слышала эту историю?
Она покачала головой и села возле него.
Айдан отвернулся от нее и стал смотреть на потрескивающий огонь.
— Первоначальная история была о скряге, которого звали Скрудж. Сперва он был бессердечным и неуступчивым человеком. Он ненавидел Рождество и отказывался его праздновать. Когда ему выговаривали за то, что он такой эгоистичный, в ответ он лишь отмахивался: «Чепуха! Вздор!» Однажды в течение одной предрождественской ночи Скруджа поочередно посещают три духа — дух прошлого Рождества, дух нынешнего Рождества и дух будущего Рождества, — они показывают ему насколько неправильно он жил. Утром Скрудж просыпается совершенно другим человеком: преображенным и с твердой уверенностью начать новую жизнь, творя добрые дела. Он подает милостыню сироткам на улице и дарит подарки и еду семье своего работника, Боба Крэтчита. — Он окинул ее строгим, суровым взглядом. — Но знаешь, даже когда я был ребенком, кое-что в этих фильмах никогда не давало мне покоя.
— И что же?
— Почему Скрудж стал Скруджем. В них никогда, к моему неудовольствию, толком не объяснялось, почему он стал таким скупым. Но эта небольшая семейная Рождественская история осталась со мной, и всю свою жизнь я хотел быть похожим на Скруджа, каким он стал после того, как его посетили Духи, — человека, который всегда помогает тем, кто в этом нуждается. Знаешь, что я в течение одного года анонимно пожертвовал более миллиона долларов на благотворительность? Моя мама учила меня, что никто не должен выставлять напоказ свои добрые дела. Ты совершаешь их, потому что хочешь этого, и ни в коем случае не должен ожидать от них выгоды. Это умаляет их значимость.
Лета улыбнулась. В словах его матери было много правды.
— Я разделяю ее чувства.
Он кивнул.
— Также как и я. Но если я что и понял относительно своего брата, — так это то, что не стоит метать бисер перед свиньями.[33]Думаю, именно поэтому мама настаивала на анонимности. Как только кто-нибудь видит, что ты добрый и щедрый, они тут же решают воспользоваться этим в своих интересах. Они ошибочно принимают доброту за слабость, а щедрость — за глупость.