– Вы из Аптауна? – спросила одна из них.

– Нет… Да…

– Он из Аптауна, – прошептала девушка подруге.

Они тут же подсели ко мне.

Остаток вечера я помнил уже с трудом. Помню, что девушки уговорили меня купить им вина, помню, мы пили и они, кажется по моей просьбе, рассказывали мне о Мидлтауне. Они жаловались на то, что платят им мало, что все вокруг постоянно дорожает, что мужчины Мидлатуна жадные и не любят обязательств, что семей в Мидлтауне не бывает, женщины растят детей сами по себе…

Утром я проснулся в своём номере, со мной рядом мирно спали две блондинки… Кто они? Что вчера произошло?

Схватив свои вещи, я, наскоро напялив на себя одежду, выбежал в коридор. Спустившись вниз и расплатившись за номер, я поспешил унести ноги из этого места. Я не хотел вспоминать, что было прошлой ночью.

Всё, случившееся со мной, казалось мне одной большой ошибкой.

Никогда раньше я не позволял себе ничего подобного. Я был благочестивым жителем Аптауна и мне это нравилось! Что делал со мной этот находящийся под Аптауном мир? Почему я становился другим?… «Весь Аптаун спускается сюда…» – вертелось у меня в голове. Это были слова Криса. Неужели он не обманывал? Неужели каждый примерный житель Аптауна вечерами опускается сюда? Но для чего? Чтобы вмиг измениться, стать другим? Чтобы выползли наружу какие-то непонятные животные желания, самые низменные инстинкты? Алкоголь, женщины, жажда разгульной жизни… Это было невероятно. Те чинные люди, те благородные граждане Аптауна, представители высшего класса не могли так опускаться… Или… В каждом из нас жило что-то, что тщательно скрываемое делало нас похожими не на людей…

Я брел по улице. Мой нос, улавливающий запахи готовящихся повсюду завтраков, предательски совращал меня. Мне хотелось зайти в любую из тех забегаловок, которые попадались на моём пути. Не устояв под напором ароматов корицы, ванили и крепкого свежесваренного кофе, я рискнул заглянуть в какое-то кафе. Я решился отведать той еды, которая так волнующе будоражила чувства, манила меня. Вопреки моим ожиданиям, я не нашел здесь ни свежесваренного кофе, ни пудинга с ванилью, ни с корицей пирога. Передо мной, на мятой бумажной тарелке оказался только что разогретый в электропечи бутерброд. Его вид вызывал у меня отвращение, но запах… Он был божественен! Этот странного вида, намазанный тёмной пастой кусок пах и свежей поджаристой телячьей отбивной, и посыпанным сверху этой телятины душистым горошком, и только что сорванной с грядки зеленью, и горячим, вынутым за мгновение до этого момента из настоящей глиняной печи хлебом. Я накинулся на этот размякший ломоть как голодный волк.

Я ел, ел и ел… Я покупал один за другим эти странные, пропитанные чем-то немыслимым ломти. Я не мог насытиться. Что творилось со мной? Никогда раньше еда не вызывала во мне такого, никогда ещё вкус пищи не казался мне столь притягательным. Вопреки всем правилам этикета я ел прямо руками. Судорожно запихивал я себе в рот эти чудовищные ломти. Остановился я только тогда, когда почувствовал, что мой переполненный желудок готов взорваться. Стыдясь своего странного, неподвластного разуму приступа обжорства, я поторопился покинуть это место, однако, уйти оказалось нелегко. Разбухшая еда распирала живот.

Я сел… Только сейчас я начал осознавать, что натворил. Кидаемые в электропечь единственным официантом этого кафе пластины теста, за пару минут превращающиеся при нагреве в ароматные куски, были не чем иным, как искусственно синтезированной биологической клетчаткой. Об этом честно свидетельствовала надпись на их шуршащей упаковке. Химические усилители обманывали вкусовые рецепторы, делая эту еду столь привлекательной. Эмульгаторы, загустители, разрыхлители, ароматизаторы… Ни одного натурального ингредиента, способного принести пользу здоровью в составе этой еды я найти не смог. Но как же это было вкусно… Те пищевые добавки, которые мы придумали в Аптауне, для корма животных, варварски использовались на людях здесь, внизу. Это было немыслимо!

Я достал планшет. Я хотел записать всё, что увидел здесь, я хотел написать обо всём, что творилось вокруг. Строчки вылетали из-под моих пальцев одна за другой. Чем больше я печатал, чем чаще перебирал виртуальным клавишами, тем четче я ощущал на себе чужой взгляд. Девушка в углу зала смотрела на меня… А вот и ещё одна, совсем рядом… И ещё, повернулась из-за другого столика… Я уже больше не мог сосредоточиться. Взгляды женщин Мидлтауна отвлекали меня. Я поймал себя на мысли о том, что мне приятно их внимание. Я поправил осанку, улыбнулся одной из них. Эти женщины Мидлтауна не казались мне, как раньше, одинаково-безликими. Обладая собственной индивидуальностью, каждая была мне теперь симпатична. Мне хотелось нравиться им. В их глазах светился неподдельный интерес. В их окружении я чувствовал себя мужчиной…

«Да что же это? Откуда это во мне?» – думал я, гладя по руке подсевшую ко мне незнакомку. Объевшийся, забывший о правилах приличия, я был ненавистен сам себе. Что же это за чертово место, которое заставляло меня забыть о своём человеческом облике, которое заставляло всё чаще задавать вопрос – «Кто я? Человек?»…

Я бежал. Несся по улицам, не желая признаваться самому себе в том, что мне нравиться новая жизнь. Мне приятно внимание женщин, меня расслабляет алкоголь… Меня будоражит эта нежданно свалившаяся на меня свобода. Мне хочется жить так, повинуясь только лишь собственным инстинктам, не думать о морали, о здоровье, набивать свой желудок вкусной едой.

Неужели это возможно? Я хотел разобраться в своих, нежданно открытых мною чувствах. Воспоминания прошедшей ночи будоражили меня. Всё отчетливей возвращали они меня в одно и тоже место… Чтобы понять себя, мне нужно было вернуться туда.

– Скажите, как мне пройти в Колизей? – остановил я первого попавшегося мне прохожего.

Взглянув на мой, специально вынутый для пущей важности из кармана коммуникатор, прохожий учтиво указал маршрут.

Я уже не сомневался в том, что именно в Колизее провел остаток прошедшей ночи. Я готов был пожертвовать ещё одним днём, отложив начало предстоящего мне эксперимента, только для того, чтобы понять, что происходит с моим сознанием, со мной.

«Почему вещи, которые я раньше считал для себя недопустимыми, теперь мною желанны? Как могло случиться, что я, забыв о привычках и привязанностях прошлой жизни, с готовностью кидаюсь в пучину неправедных событий?» – думал я. Электропоезд мчал меня в Колизей.

Сооружение, поражающее своими масштабами, Колизей был вынесен на окраину города. Именно тут, на трибунах огромной арены, собирались те, кто жаждал зрелищ. Жёсткие удары, клубок сражающихся тел, пролившаяся кровь. Рёв толпы… И я… В этом шуме раздавался и мой ликующий голос… Сейчас все эти ночные воспоминания ясно встали передо мной. Теперь они вызвали во мне стыд.

– Представление начнется как всегда в два часа ночи. Билет будете покупать? – спросил меня голос в пока ещё свободной от нахлынувших зрителей кассе.

Мне было противно. Это место, построенное специально для проведения кровавых игрищ, заставляло меня сейчас сконфуженно прятать своё разбуженное желание этих зрелищ внутрь. Бойцы, выходцы из Даунтауна, заводимые криками своих болельщиков били, крошили, калечили друг друга. Сколько я поставил на каждого из них? Я хотел вместе с ними быть первым… А толпа вокруг ревела… Так люди отдыхали. Сегодняшней ночью я был среди них. Так же, как и они, я кричал, ликовал, срывался с места при каждом поражающем противника точном ударе. Живые люди, у всех на глазах, за деньги избивали друг друга, а я был восторженным свидетелем всего этого и мне всё происходящее нравилось…