Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– И правильно бы сделала, – философски заметил Денис. – Ничего б тебе за это не было. Необходимая оборона называется… Ну, говори, говори, голубушка! Что в записке-то было? Ой, а ты грамоту-то знаешь?
– Читать умею, а что ж! – Марфа с важностью подбоченилась. – Митя научил.
Ага, вот как… Не «господин», не «хозяин», а «Митя». Ну, ясно все…
– Ты рассказывай, рассказывай…
– Так я и… В записке тако сказано: прошу, мол, написать мой портрет, ежели сие возможно. Еще цену просил указать и про слугу приписал, что он хоть и не говорит, однако же не глухой и все понимает.
– Так я цены-то знаю, – усмехнулась девушка, – вот и обсказала все, даже в мастерскую провела, картины показала. Митя-то завсегда, как уезжает, наказывает к заказчиками вежливой быть. Я вот и старалась!
– А немой этот как себя вел? И долго ли был?
– Ой, сударь мой. Долго! Почитай с полчаса, уж никак не менее. Каждую картину осмотрел, только что не обнюхал… Ай, забыла сказать: в записке-то еще просили все этому немому показать, особливо гравюры…
– Так вы ему эстампы показывали? – насторожился Денис. – Ну, с иероглифами и женщиной-змеей…
– Должна была показать. Митя-то ими уж шибко гордился… Правда ведь?
Служанка посмотрела на художника, и тот, согласно кивнув, подтвердил:
– Да-да, господам заказчикам все самое лучшее показывать нужно. Не только картины, но и гравюры, и прочее… Может, они и то, и другое закажут.
– Ну, это понятно. – Давыдов покусал ус. – Так показывали?
– А вот, правду сказать, не помню, – развела руками Марфа. – Запамятовала. Наверное, показывала. Должна была показать.
– А больше никто в последние три недели в мастерскую не заходил? – Денис Васильевич, наконец, взял в руку чашку.
– Да нет, – хозяин и служанка отозвались хором.
– И когда ж вы пропажу эскизов обнаружили? – уточнил Дэн.
Митенька пригладил бороду:
– Да вот вчера и обнаружил. Стал в ложу собираться, да и подумал: может, кому там их показать? Не только эскизы, гравюры некоторые… Так вот и обнаружил, ага.
– Угу… – Гость сделал длинный глоток и, довольно крякнув, продолжил общение, спросив про одежку немого.
– Ну, как все городовые одеваются… – припомнила Марфа. – По виду – из мастеровых, из мещан, ну или, вот, в прислугах. Рубаха-косоворотка синяя такая, добротная, из сукна. Сюртучок серенький, сапоги начищенные, картуз.
– То есть одет как уважающий себя мещанин или слуга из хорошего дома?
– Да-да, сударь мой, именно так.
Цвет глаз, форму носа и бровей служанка поначалу не вспомнила, пришлось прибегнуть к хитрым полицейским уловкам – по прикладной психологии у Дэна всегда было «хорошо».
– Похоже, я этого вашего немого тоже встречал, – поставив чашку на стол, задумчиво промолвил гость. – Ну да, ну да. Рубаха синяя… сапоги… картуз… И брови такие кустистые, ровно чертополоха заросли… Так?
– Ой… Да пожалуй что и не так, сударь мой! – Марфа ахнула, вспомнив. – Брови-то у него едва-едва видные. Волосы – на лоб, а лоб низкий, покатый. Глазки маленькие, кажись, темные… И эдак он ими зыркает исподлобья.
– Ага-а! А нос вислый такой, как баклажан!
– Да нет, нос как нос. Обычный. Длинноватый, правда, ага.
Допив кофе, Давыдов одобрительно улыбнулся:
– Ну вот видишь, голубушка! Почти все и рассказала. Теперь сущую ерунду припомнить осталось: роста-то он какого? Часом, не карлик?
– Не, не карлик, – фыркнула-рассмеялась девчонка. – Меня чуть повыше… Верно, на полголовы… А плечищи широкие, ага! И руки такие… могучие, с жилами. Этакими ручищами хорошо кожи мять!
Выяснив почти все, что ему было нужно, Денис Васильевич сердечно попрощался с художником и его… хм… служанкой, уселся в коляску и, подогнав лошадь, покатил к себе на Пречистенку, где немножко вздремнул, оделся попроще и, велев верному Андрюшке вновь заложить лошадь, отправился в ювелирную лавку. Точнее сказать, даже не в лавку, туда Давыдов даже не заглянул, просто привязал лошадь к ограде да, одернув нарочно помятый сюртучок, отправился прямиком к трактиру «Три липы». Время уже шло к обеду, и в кабаке вот-вот должен был появиться худосочный подмастерье Ефим-Фимка. Он и появился. На этот раз – один. Завидев в дверях знакомое лицо, Денис, на правах знакомого, замахал рукой, приглашая мастерового за свой стол. Фимка узнал, улыбнулся. Подошел, не чинясь протянул руку, сел…
– Ну что, господин хороший? Небось, решились что-то недорого купить?
– Решился, решился, Ефим.
Давыдов нынче изображал любезность, но вместе с тем все же выказывал некую озабоченность. А как же! Заказ ювелирного изделия – даже и не очень дорогого – для обычного обывателя вообще-то целое событие.
– Ну так что хотите? – заказав борщ и белый овсяный кисель с маслом, подмастерье со всем радушием посмотрел на Дениса.
– Может, по водочке? – быстро предложил тот. – Ну, за знакомство.
Фимка согласно кивнул и ухмыльнулся:
– Можно и по водочке, коль угощаете. Только чуть-чуть. Мне работать еще. Косушку, не больше.
Хм… Косушка… Пять шкаликов… Примерно триста миллилитров водки… Ну, на двоих-то только на один зуб.
– Эй, официант! Половой, половой! А неси-ка нам косушку!
К водке Давыдов тоже заказал борщ и уже к нему – печеный пирожок, открытый сверху, – расстегай с яйцом и морковкой. Именно такая начинка полагалась к мясным супам, а вот к ухе подали бы расстегай с рыбой.
Выпив за знакомство, покушали, разговорились. Вернее, говорил только Денис, Фимка же внимательно слушал, время от времени мотая головой или, наоборот, кивая.
– Дело вот в чем, Ефим. – Давыдов начал вроде бы издалека, но не шибко. – Прежде чем что-то заказать, хотел бы удостоверится, что такого точно еще не было… Или было уже, но мало. Вот ты про браслетики рассказывал, египетские…
– А! – Чокнувшись, ювелир опрокинул рюмку. – Помню такие… Заказаны для о-очень высокой особы, о-очень! – Ефим наставительно поднял вверх большой палец.
– Так, значит, их только два, браслетиков-то?
– Ну да, два… – Кивнув, Фимка вдруг вскинул голову и моргнул. – Постой-ка! По тому эскизу еще сколько-то заказывали… Ну да! Только не я делал.
– А кто заказывал-то? Опять та же высочайшая особа?
– Особа-то особа, – хмыкнул мастеровой, – но – другая. Слуга или приказчик приходил, осанистый такой, плечистый…
– Немой! – После водочки Денис не сдержался, ахнул.
Ефим же удивленно пожал плечами:
– Почему