— Кого? — Мой голос осип.

— Того, кто практически выкопал нам яму. Мы одной ногой банкроты, ваш отец будет в бешенстве.

— Имя, Петр Андреевич, назовите его имя.

— Радов Клим. Хотя, вряд ли, тебе его имя о чем — нибудь говорит.

Наблюдаю, как мой телефон медленно падает на холодную плитку и, с грохотом, разлетается по запчастям.

Клим Радов …

Глупая Дана! Он опять решил поиграть ….

21

ГЛАВА 21

Ветер раздувает мои волосы, и неяркий свет от фонаря освещает ветхое здание. В темноте оно кажется еще более зловещим. Карканье птиц усугубляет и без того критическую ситуацию. Я не понимаю, почему я приехала сюда… Выхожу из машины и смотрю на мрачную девятиэтажку, пытаясь унять нервную дрожь. Рой мурашек прокатывается по моему телу от кончиков пальцев до кожи головы. Поднимает волосы, как будто у меня температура под сорок. Мне страшно, но я двигаюсь вперед. Делаю маленькие шаги, сокращая расстояние и захожу в подъезд. Запах сырости моментально вбивается в ноздри. Что, черт возьми, происходит? И зачем я здесь? Лестница ведет вверх, кое где отсутствуют ступеньки, и я переступаю через них, стараясь не упасть.

— Клим, — шепчу в темноту.

Берусь руками за покосившуюся дверь и захожу в темное, сырое пространство.

Резкий крик и карканье птиц практически сносит меня с ног. Хватаюсь за косяк и чувствую, как сердце уходит в пятки.

— Клим, ты здесь?

Темная фигура надвигается на меня так стремительно, что я не понимаю, как оказываюсь впечатана в ближайшую стену. Взвываю от боли, и мой рот накрывает его рука. Мне жутко неудобно, слезы брызгаю из глаз. Пытаюсь вырваться и застываю, встречаясь с его бешеным взглядом. Он зол, настолько, что я вижу огонь в его глазах. В них горит бешенство.

— Ты думала, что я тебя отпущу? — Произносит он, наклоняясь, и обдавая меня своим дыханием.

Отшатываюсь назад, роняя слезы, и судорожно хватаю ртом кислород.

— Выпусти меня, я никому не скажу, возьму этот грех себе на душу, — шепчу ему прямо в губы.

Он проводит рукой по моей шее, я чувствую кожей его шершавые пальцы. Сглатываю, и задерживаю дыхание, пытаясь унять нервную дрожь. Все тщетно, в его руках я безвольная кукла, которую запросто можно сломать.

— Сейчас мой ход, Дана, — хрипит он, не отрывая от меня своего черного, как ночь взгляда, — время пришло, ты же не думала, что я спущу тебе все это с рук?

Я снова кричу и дёргаясь всем телом, распахиваю глаза. Смахиваю мокрые пряди с лица и резко сажусь на кровати.

Снова кошмар… Господи, когда же это все закончится? Целую неделю я занималась тем, что пыталась сохранить отцовский бизнес, но видимо не судьба. Документы, которые предоставил Петр Андреевич, навели на меня панику. Я не понимала, как быть. Клим занимался тем, что скупал обанкротившиеся фирмы, и его имя в первых списках фигурировало на торгах. Сомнений быть не могло, он все подстроил, пользуясь отсутствием отца, и придумав хитроумный план, в котором мне предстояло еще разобраться. Отец умчался в Чикаго спасать филиал, он оставался нашей последней надеждой на то, что все наладится.

Сегодня свадьба моей сестры и я ужасно нервничаю. Злюсь на то, что отца не будет на таком важном мероприятии. Диану мы решили не беспокоить и рассказать все позже, так как не хочется омрачать ее приподнятое настроение. Она привыкла к тому, что проблемы семьи ее никогда не касались, и живет в своем мирке, наполненном розовыми мыслями. Пусть все так и будет. Кто я такая, чтобы отравлять ее жизнь?

— Дана, ты проснулась, — доносится голос сестры, и я вскакиваю с кровати. Через секунду сестра, как ураган, врывается в комнату.

— Я не верю, что этот день настал. Дана, у нас куча дел. Давай уже, одевайся, сейчас приедут стилисты.

Ну как я могу снять с нее розовые очки и окунуть в эту суровую реальность. Весь день проходит в суматохе. В саду во всю снуют декораторы, доделывая последние штрихи и расставляя столы. Погода выдалась, что ни на есть прекрасная, небо чистое, голубое, как по заказу. Я пропиталась этой атмосферой праздника и потихоньку начала успокаиваться. Отец звонил пару раз и сообщил, что Чикагскому филиалу ничего не угрожает. Они переименовали компанию и занимались документацией. Я, наконец — то, выдохнула.

Оставалось решить, как поступить дальше. Клим оказался подлецом, и я его тихо ненавидела. Говорят, от любви до ненависти один шаг, и сейчас я полностью осознавала суть этого высказывания. Он решил играть по-крупному и полностью уничтожить меня.

— Готово, можете смотреться в зеркало, — говорит мне милая девушка, проводя кисточкой по моему лицу и улыбаясь.

На мне легкое, розовое платье, цвет выбирала Диана. Все подружки невесты сегодня должны быть в одной гамме, и я не исключение. Тихонько поднимаюсь с места и разминаю затекшие мышцы. Два часа просидеть, не шевелясь, для меня это было мучением. Подхожу к большому зеркалу и, во все глаза, смотрю на незнакомку, отражающуюся в нем. Крупные локоны спадают на плечи, глаза так непривычно выделены, что даже цвет поменялся на более глубокий. Я не узнаю себя.

— Ну как?

— Спасибо, непривычно, но мне очень нравится.

Я спускаюсь по лестнице и наблюдаю за прибытием гостей. Кругом расставлены живые цветы, и весь воздух пропитан невероятным ароматом.

— Доченька, ты сможешь пока побыть здесь, и посмотреть за порядком. Я к Диане поднимусь?

Мамуля в красивом красном платье, с высокой прической на голове, и шикарным загаром, смотрится умопомрачительно. Только вот слезы счастья, застывшие в глазах, и немного озабоченный вид, выглядит удручающе. Скорее всего, она переживает за отца.

— Да, конечно, иди, и ни о чем не беспокойся.

Я занимаю позицию у двери и улыбаюсь, встречая гостей и предлагая занять свои места. Ряды стульев расставлены по двум сторонам, образуя проход, по которому должна пройти Диана. Все, как в зарубежных фильмах о любви, и как она мечтала.

— Дана, привет! Ты просто нереальная красотка, кричит Ева, издалека размахивая руками.

— Ты тоже прекрасно выглядишь, — целую ее в щеку и застываю, замечая еще одну подъезжающую машину.

Клим …. Я, как безвольная статуя, лишенная эмоций, наблюдаю затем, как он выходит из-за руля.

— Нам нужно обязательно сегодня оторваться, как следует. Ты помнишь, как мы раньше трусили на Тупике, а тот вечер, когда …

Я теряю суть ее монолога. С каждой новой секундой я ощущаю, как будто от меня отрывают по куску.