— Чудной народ. Не понимаю я их.

— В каком смысле?

— А вот в каком: не понимаю я, как нынче люди живут. По крайней мере, чем они занимаются.

И Щепка рассказал всю эту историю.

Торстен, понятно, заметил, что он оборвал ее посередине. Ясное дело, есть там что-то, о чем он говорить не хочет. Но Торстен слишком устал, чтобы поднажать на него. Вдобавок и у него тоже есть секрет, который он нипочем не выдаст. Так что секреты эти как бы взаимно уничтожаются.

— Он к тому же малюет.

— Ремонт, что ли, дома делает?

— Да нет. Картины пишет. Но считает, что ничего такого в них нету. Дескать, живопись — это сплошной обман.

— Так-так, — сказал Торстен. — Может, он и прав.

— Эта вот стена, которую мы нынче выложили, по крайней мере, настоящая. Стоит себе и стоит.

— Надеюсь, — отозвался Торстен, без всякой уверенности. — Хотя бы весело было, пока работали. И спасибо тебе за помощь. Надеюсь, ты помогал мне по своей охоте, а?

— Человек всегда сам выбирает, кому помочь. Когда до дела доходит.

— Н-да. Пожалуй, пора домой.

— Согласен. Ты собирайся, а я посижу немножко.

— Плохо себя чувствуешь?

— Нет. В общем-то нет. Устал маленько. И в груди побаливает. Прилягу, пожалуй, на минуточку. Куртку под голову подложу, глядишь, и полегчает скоро.

— Я отвезу тебя домой. Без возражений. До Моргонговы ехать всего ничего. Мы быстро. Человек всегда сам выбирает, кому помочь. Твои собственные слова.

— Так ведь я тебе говорил, что живу теперь не в Моргонгове, а здесь, неподалеку.

Оба замолчали.

Торстен толком не знал, за что хвататься. И в этот миг в дверь энергично постучали, даже не постучали, а замолотили. Невесть почему мир словно бы опять пробудился и требовал впустить его внутрь.

— Кто это, черт побери? На часах-то уж полдевятого!

— Небось эта, Софи, ходила куда-то, а теперь вернулась, — сказал Торстен.

И на миг он даже сам в это поверил.