Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мне становится до того горько и тоскливо, что я перевешиваюсь через перила все ниже и ниже. Как будто, если раскинуть руки как следует и ощутить кожей плотность воздуха, можно будет взлететь и, медленно кружась над шпилями, мостами и парками, улетать все выше и выше, дальше и дальше.
Танька дергает меня за воротник и тянет вниз, на пол.
– Свалишься еще, сумасшедшая! – бурчит она.
Я сажусь прямо на шершавый деревянный пол, а бутылку ставлю на детские санки.
– Стаканы забыли, – растерянно говорю я, потом пью прямо из горлышка.
Танька повторяет за мной.
– Хорошо тебе, – пьяно выдыхаю я. – Ты ни от кого не зависишь, сама себе хозяйка! За тебя вон на работе бьются, в отпуск не пускают даже. Ты не-за-ме-ни-мая, – икнув, я с трудом выговариваю длинное слово.
– Незаменимая, как же! – возражает Танька. – Карнаухов этот просто выжить меня пытается. Он давно уже под меня копает, мразь такая, хочет телку свою на мое место посадить. А я вовремя просекла фишку и первая пошла к генеральному. Ну и вот… Карьера, карьера… А денег у меня больше было, когда я на первом курсе в палатке работала! Кредит на квартиру, кредит на машину. На работу, блин, надо пять разных офисных костюмов, обязательно дизайнерских, а то не солидно. Чтоб они сдохли там все!
Летняя ночь пахнет лесом и дымом. И еще немножко солнцем от нагретого за день асфальта. Подумать только, пять офисных костюмов! Я обхожусь одними джинсами. Потому что хожу только в детский сад и магазин!
Пол подо мной плавно покачивается, звезды над головой то слипаются, то обрастают длинными дрожащими лучами. Где-то вдалеке слышатся всхлипывания Таньки:
– У тебя хоть дети есть, ты им всегда нужна. А я… Придешь домой, в пустую хату – и хоть вешайся!
Мы снова обнимаемся, сидя на полу, ревем дуэтом и размазываем слезы по щекам.
– А жена у Андрея – редкая уродина! – объявляю я вдруг.
– Да ладно… – отмахивается Танька.
– Нет, правда! Размалевана, как шлюха! И из туфель подследники торчат!
Край неба над городом начинает розоветь. В парке под домом уже чирикают какие-то бессонные птицы.
– Пора, наверно, пить кофе, – говорит Танька.
Мы снова перебираемся на кухню. Я нетвердыми руками пытаюсь наполнить чайник, кофе рассыпается по столу.
– Знаешь что? – объявляет Танька. – А я все равно пойду в отпуск! И ничего он мне не сделает, хрен старый!
– Вот именно, – радуюсь я. – Да он вообще просто тебе завидует. Он неудачник. Подумаешь, в пятьдесят лет начальник отдела в «Жопа-банке»!
– Вот и я говорю! Да знаешь, кем я буду в его годы!
– Конечно! – подтверждаю я и несколько раз убежденно киваю. – А я не поеду ни на какой Кипр. Или так, скажу Мишке – бери отпуск и поехали вместе! И пусть эта его дура, кто бы она ни была, утрется! У нас все равно все будет хорошо!
– Ну а ты как думала, конечно будет, – грохает чашкой о стол Танька. – Вы же – семья! – Она тянется за бутылкой. На дне еще плескаются остатки виски, Танька разливает их по стаканам. – Давай по последней! За сбычу мечт!
– За сбычу мечт, – эхом повторяю я.
Потом, облачившись в мои старые застиранные футболки, мы забираемся в кровать. Я закутываюсь в одеяло, Таньке достается плед.
В висках у меня гулко стучит. Я пытаюсь уснуть. Мама приведет Лешку и Ваньку завтра в десять. И нужно будет еще умудриться сварить суп им на обед.
* * *
Татьяна лихо лавирует в плотном потоке машина на Профсоюзной. Остановившись на светофоре, машинально пробегает глазами растянутую через все здание торгового центра рекламную фотографию нового магазина мехов. С фотографии плотоядно улыбается блондинка в серебристой шубе. Татьяна морщится – в июльское пекло, когда горло дерет от проникающего в машину свалявшегося тополиного пуха, даже смотреть на роскошные меха жарко.
Свернув в переулок, Татьяна паркуется перед небольшим кафе, уже на ступеньках смотрит на часы – у нее есть полтора часа до деловой встречи. В кофейне полутемно, на стенах – крупные черно-белые постеры с какими-то глубокомысленными фотографиями, окна задернуты тяжелыми шторами. Татьяна оглядывается, прищурившись после яркого уличного света. Из-за дальнего, спрятанного в нише столика ей машет рукой Михаил. Татьяна опускается к нему на круглый кожаный диванчик, и он тут же обхватывает ее рукой за талию, горячие пальцы проникают под пиджак, губы тычутся в ее шею.
– Приехал, командировочный? – смеется она, подставляя ему губы.
– Угу, час назад прилетел, – шепчет он. – Но Машка меня только вечером ждет, у нас целый день почти.
– Э нет, – качает головой Татьяна. – Это у тебя целый день, а у меня еще дел по горло. Давай расплачивайся, и поехали.
– У тебя вечно дел по горло, – обиженно тянет Михаил.
– Ну так дуй к своей жене, она всегда свободна, – пожимает плечами Татьяна и подзывает официанта.
Вместе они спускаются по ступенькам, садятся в машину.
– Куда поедем? – спрашивает Татьяна. – Ко мне – далеко, в гостиницу – тоже.
– Поехали хоть куда-нибудь, – сдавленно шепчет Михаил, сжимая ладонью ее колено. – Только быстрее! Пожалуйста! Я хочу тебя.
Татьяна, хищно улыбнувшись, резко трогается с места, несколько минут кружит по окрестным дворам и наконец останавливает машину в узком закутке, укрытом от взглядов прохожих густыми кустами с одной стороны и рядом металлических гаражей – с другой.
Выключив зажигание, она оборачивается к Михаилу, перелезает на его сиденье и садится верхом. Задыхаясь, он расстегивает ее блузку, жадно хватает губами груди, нетерпеливо дергает вверх юбку. Татьяна погружает пальцы в его густые волосы, кончиком языка обводит контур уха. Его волосы, шея, рубашка пахнут знакомым каким-то теплым, льняным запахом – так пахла постель, на которой она спала вчера ночью, в квартире у Маши. Татьяна глотает этот запах – дома, тепла, уюта, вгрызается в него зубами. Михаил, горячо дыша ей в плечо, двигается толчками, сжимая пальцами ее ягодицы.
Через пятнадцать минут Татьяна перебирается обратно на водительское кресло, поправляет одежду, приглаживает волосы. Глядит на часы – время на посткоитальную сигарету еще есть, но потом придется спешить.
– Ты к ней ездила? – отвернувшись, спрашивает Михаил.
– К Маше? Ездила, – кивает она. – Поздравляю, на Кипр она не поедет. Или поедет, но только с тобой. И она практически уверена, что у тебя любовница. Я распиналась как могла, но она тоже не дура. Ты, Мишель, в самом деле сводил бы ее куда-нибудь, что ли, порадовал, а то она сидит целый день дома, накручивает себя. А мне потом нужно служить психотерапевтом на общественных началах. У меня на это времени нет!
– Мать твою! – Михаил морщится гадливо, машинально трет ладонью о ладонь, скрещивает пальцы. – Так мерзко это все. Думаешь, я не понимаю, что веду себя как законченный идиот? Но что я могу поделать? Маша – она хорошая, родная, мы сто лет вместе, у нас дети. А ты… – Он снова тянется к Татьяне, прикусывает мочку ее уха.