ИВАН-ЛИХОЙ ЧЕЛОВЕК Ваше величество, отец родной! Государь батюшка! Вызволи ж ты меня отседа, пса приблудного! Не дай в степу околеть, аки твари некрещеной! Господа на том свете молить стану! С шишнадцати годков в фузилерах хожу, под Наровой капралом глаза лишен, под Дерптом обозной телегой переехан!.. Грешен пред тобой, врать не стану: от мора с Архангельска бежал с ворами Томилкой Троесукиным, Степаном Крутожопкой да Рюмкой Паленым к Савватию Новогефсиманскому в скит. Не вели казнить, государь батюшка! Каюсь пред тобой: грешен! Маленько разбоем промышлял — не таюсь… Однако ж, для державной пользы сие худое дело творил — свейскую чухню грабил! А что касательно до купцов православных, так их в тамошних краях раз-два, и обчелся… Помилуй ты мя, государь батюшка Петр Алексеевич!.. Хоть под топор пойду, хоть на дыбу, а токмо не бросай ты мя в степу околевать — бесам на радость, волкам на разговенье!.. Дозволь Господу свечечку своими руками затеплить, да по-христиански в землю лечь, как полагается!

ХРОМОЙ МУСЬЮ (Барахтаясь в сугробе) Ля гюси сетози ле спаз!

Вышел государь из кибитки. Глянул на Ивана — задумался. Перед Иваном похаживает, снежком поскрипывает, на звезды поглядывает. Луна в небе нависла полная, тяжелая, позолоченная…

ПЕТР (Остановившись, глядя на Ивана в упор) Так, стало быть, не желаешь ты, православный, в чистом поле безвестно сгинуть?

ИВАН-ЛИХОЙ ЧЕЛОВЕК Как же, государь батюшка! Ведь я, чай, не скотина какая… Душу крещеную имею, по образу и подобию сотворен.

ПЕТР Блажен же ты. А коли душу имеешь крещеную, ответь мне, как на духу. В бессмертие крещеной своей души свято ли веруешь?

ИВАН-ЛИХОЙ ЧЕЛОВЕК Нам как свято-то не веровать, коли наша планида такая!.. Мы, чай, сладко не ели, слабко не бздели!

ПЕТР А, коли веруешь, так об чем убиваешься?.. Твое оно, Царствие-то Небесное! Ступай, вон Оно.

ИВАН-ЛИХОЙ ЧЕЛОВЕК Какое же это Царствие Небесное! Это ж твоя — государева кибитка!..

ПЕТР Ступай, ступай! Это вовсе не кибитка, это Царствие Небесное. Оставь сумнение! Али, в вере не тверд?

Прошибло Ивана потом от этих слов! Экая, право, нескладуха…Во всем изъян, везде сумнение. Вера-то!.. Вера-то, ведь как бывала велика! А Царствие-то Небесное, нешто такая вот малость?..

ПЕТР Ты не гляди, служивый, что оно маленькое. Еще меньше бывает!

Иван, выгибаясь дугой, с перекошенным от страдания лицом судорожно рвет на себе рубаху. Его движения — зримый вопль, его слова — раскаленные камни.

ИВАН-ЛИХОЙ ЧЕЛОВЕК Ах, ты… А гори оно синим пламенем! В богамать!.. Отца и Сына и Святаго Духа!.. А, ть-фу на вас, святые угодники, матерь вашу!

ПЕТР То-то же… Побогохульствуй, побогохульствуй, поставь черту свечку! Нам без энтого на Руси жить невкусно… Мы ж не немцы какие! Правильно я толкую, черт хромой?

ХРОМОЙ МУСЬЮ (Выбираясь из сугроба) Яволь, майн кёниг! Ля Гюси сетози ле Спаз. Госсия — та же Испания, только создана она не из окаменевшей лавы неутоленного вожделения, а из вихгя неисполнимых желаний!.. Даже могилы здесь обманчивы и не вечны, даже смегть обгечена погуганию. Здешний мегтвец мегтв в гогаздо меньшей степени, чем мегтвец в какой-либо иной стгане. Однако же, и здешний живец — только по внешнему виду живец. Он подданый Небесного Цагеггада, и насгать ему на обустгойство мига сего! Здесь, в Госсии, сам чегт ногу сломит!.. А, глядишь, и шею свегнет…

ПЕТР И будет посрамлен. Не позавидуешь лукавому, — как его Россия-то искушает…

Иван-Лихой Человек замирает, выпрямляется, поднимает лицо к звездам. Читает Иисусову молитву. Видение исчезает.

Ленин идёт по коридору и вдруг видит интересную картину: вокальная группа солдат и матросов под руководством Джона Рида с бумажками в руках поздравляет Троцкого.

«Хэппи бёздый ту ю!

Хэппи бёздый ту ю!

Хэппи бёздый, Лев Давыдыч!

Хэппи бёздый ту ю!»

ТРОЦКИЙ В чём дело, товарищи? (хлопает себя ладонью по лбу) Ах, да!.. У меня же день рождения.

ЛЕНИН А пода-очек какой!.. Вся Ёссия-матушка — с пот-ёхами!

Окружающие дружно и радостно гогочут. Развеселое ржание будит младенцев на руках женщин-пролетарок, расположившихся табором в узком темном коридоре. Младенцы начинают плакать вразнобой. Ленин подходит к одной из женщин, заглядывает в личико младенцу. Младенец орёт всё громче и громче, брызжет слюной. Ленин утирается.

ЛЕНИН (грозя пальцем младенцу) Мы, батенька мой, пъишли сюда всейёз и надолго!.. Имейте в виду, мы здесь — советская власть, и всех… (распаляясь всё больше) Всех, кто будет капъизничать, обижаться, кто вздумает не подчиняться высшим ойганам советской власти, мы будем смещать и ка-ать! Ка-ать и смещать! Ка-ать — очень, очень суёво — вплоть до ястъ-ела!

Младенец на мгновение замолкает, а потом начинает попискивать и гулить на мотив «Интернационала». К нему постепенно присоединяются остальные младенцы, их матери встают. Из-за их спин вырастает огромный Призрак Коммунизма и дирижирует. Младенцы поочередно высовывают личики из пелёнок.

Младенческие лица оказываются мордочками бесенят…

Над Петроградом бледный рассвет. Жутко воют собаки. Иван бредет по безлюдному Невскому, ссутулившись, бурно жестикулируя и разговаривая с самим собой. Из-за угла по кривой траектории, хромая на все четыре лапы, появляется шелудивое, хрипло-завывающее существо, напоминающее гиену, и бредёт к Ивану. Садится, задирает морду вверх, воет.

СОБАКА Ву-у-у-у… Во-о-о-о… Во-о-о-оср… Во-о-о-о-о-о-о-оср… Воср-р!.. ВОСР! (хрипя, подыхает)

Иван подходит, останавливается перед трупом собаки. По правую руку Ивана туманно возвышается Казанский Собор. Причудливые тени видятся в проемах колоннады. Иван склоняется над трупом собаки.

ИВАН (заворожённо) О, гля! Бегут, бегут… А энти, гля, не бегут; скачуть, а не бегут! А энти, гля — никак дерутся?!. Гля, гля!.. Ну, ти-я-ятр…

Перед нами труп собаки. Наш взгляд — пристальный и долгий, кажется бесконечным. «Мир» собачьих шерстинок, проплешин, ссадин, язв, причудливо деформируется, приобретая черты «живой» географической карты. Это, несомненно, карта Российской Империи. Движение нашего взгляда проявляется, как обратное: мы удаляемся от России, от Земли… Мы летим среди скоплений звезд за пределы миллионов световых лет от России…

ОДИНОКИЙ ГОЛОС ИВАНА Пошёл правду искать — ан, душу потерял. Не там, видно, искал… Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешнаго.

Вселенная меркнет, темнеет и гаснет…

«Чекисты на Рождество 1918 года — спустя пару месяцев после основных событий Петроградского переворота — отловили по ближайшим к Питеру деревням различный сомнительный и антиреволюционный элемент, заполонивший вокзалы, дороги и веси самой передовой в мире республики.

В числе прочих, стражи революции прихватили в застенки ГУБ ЧК странного индивидуума, с трудом поддающегося какой-либо социальной идентификации. Разумеется, этот поразивший их святоподобный и пронзительно близкий облик мог носить только коварный и жестокий враг…