Пусть не гневается светлоликий Тха-Онгуа, но когда-нибудь, в неизбежный день Ухода, Мтунглу свернет ненадолго с Сияющего Пути на Тропу Безвременья. Искусный в чтении следов, он пройдет до Крайнего Предела, разыщет Безликую, в каких бы закоулках ни тщилась спрятаться она, а найдя — посмеется над нею.

Великий нгуаби услышал мольбу несчастного — и снизошел.

Вложил персты в гниющие раны его, прикоснулся устами к изъязвленному челу, и вот — где, Ваарг-Таанга, сила твоя? …где твои несмываемые печати?

Шелушась, опадают пылью!

Прочее зависит от самого Мтунглу.

Навсегда уйдут с кожи мерзкие клейма, если, сразив в поединке семижды семь врагов, съесть их еще живые сердца.

Хой!

Где они, эти семижды семь?

Пусть идут!

Лишь гибель светлого нгуаби вернет силу проклятию Безликой, но вождь не умрет, пока жива тень…

Йег!

Звонко пропел рожок. Чуть качнулась ветка.

Дгаангуаби, сопровождаемый H'xapo, вышел из хижины, и Мтунглу перестал думать.

Откликаясь рожку, взвизгнули свирели.

Воины выбегали из мьюнд'донгов и выстраивались в неровные шеренги, издалека похожие на колючих многоножек.

Ударил барабан.

Светловолосый бородач в плаще из перьев горной г'ог'ии неторопливо спускался по склону.

Вот он уже совсем близко.

— Р-равняйсь! — гаркнул Убийца Леопардов. Шеренги подравнялись: даже пришедшие в лагерь минувшим вечером успели за ночь прознать, сколь крут нрав сержанта.

— Смир-рно!

Воины замерли.

Лишь глаза еще не умели подчиняться приказу. Круглые от любопытства, они белели на темных лицах, словно светлячки— ирри в смолистой мгле межлунья.

Хэйо!

Дгаангуаби, вождь всех воинов народа дгаа!

Густая борода его и впрямь цвета солнца…

Он, Пришедший-со-Звезд, не простой человек, нет. Он — тхаонги, посланник предков. Белый огонь покорен Ему, и два сердца в груди у Него, как у всесветлого Тха-Онгуа.

Сама Гдламини, потомица Красного Ветра, отвергшая десятки наилучших женихов, признала Пришедшего-со-Звездой, и нарекла Его своим супругом, и возлегла с Ним на ложе при семи почтенных свидетелях, как велено обычаем народа дгаа…

Хой, хой!

Дмитрий поморщился.

Уже который день в такие минуты он ощущал себя слоном, водимым по улице напоказ, и простодушный восторг прибывающих новобранцев понемногу начинал бесить. Хотя это всего лишь двали, салажата, две-три луны назад срезавшие детские косицы.

Какой с них спрос…

Слава богу, хворых вроде бы не имеется.

— Приступайте, сержант.

Густые брови H'xapo изогнулись дугами.

— Есть, сэр! Ефр-рейтор!

Несколько двали шарахнулись. Ничего удивительного: от этого рыка, случалось, приседали оолы.

Печатая шаг, с правого фланга приблизился Мгамба.

— Разрешите обратиться, сэр?

Быть может, будь здесь посторонний, он рассмеялся бы. Но и ефрейтор, и H'xapo были предельно серьезны. Впрочем, Дмитрий давно уже понял: порядки, заведенные им поначалу едва ли не в шутку, для подчиненных вовсе не были игрой.

— Разрешаю.

— Первый сводный полк имени Президента Коршанского к исполнению приказов командования готов. За прошедшую ночь прибыло пополнение в составе двух полных рук и еще трех бойцов. Докладывал старший наставник ефрейтор Мгамба!

— Вольно, ефрейтор, — позволил Убийца Леопардов.

И обернулся к группке, стоящей чуть осторонь.

— Откуда?

Ответили вразнобой.

— Ярамаури…

— Кором…Ме…

— Окити-Пупа…

Отвращение выразилось на лице сержанта. Рука его скользнула к поясу, и три бича, тихо шурша, раскатились по зеленой траве.

Для глупых двали вполне достаточно…

— Та-ак, — H'xapo внимательно осмотрел новичков. — Ты!

Темнокожий крепыш в пышном головном уборе, украшенном амулетами, несмело шагнул вперед.

— Кто такой?

— Барамба, о великий!

— Откуда?

— Из Ярамаури!

— Та-ак…

Убийца Леопардов, усмехнувшись, ткнул пальцем в один из оберегов — длиннющий изогнутый коготь.

— Это откуда?

Юноша горделиво подбоченился.

— О! Барамба б'Ярамаури смел и силен! — Судя по манере выражаться, он пришел откуда-то с западного нагорья; только там сохранился еще обычай говорить о себе в третьем лице. — Голыми руками завалил храбрый Барамба серого мдвёди!

— И пнул его в зад! — дополнили откуда-то с левого фланга.

— Ма-алчать! — прикрикнул H'xapo. Непроизвольно почесал шрам на предплечье и указал на треугольный клык густо-синего цвета.

— Это откуда?

На лице молодого охотника расцвел куст гаальтаалей.

— Ой-ё-о! Барамба б'Ярамаури — великий охотник! Он ходил на тьяггру с двумя ножами, даже без копья!

— И пнул ее в зад… — очень тихо донеслось с левого фланга.

— Выйти из строя, — еще тише приказал Убийца Леопардов, быстро и жутко темнея ликом. — Тебе говорю, остряк!

Отвернувшись от Барамбы, навис над посеревшим шутником.

— Я, H'xapo Мдланга Мвинья, не стану пинать тебя в зад. Я ценю добрую шутку. И очень люблю мед. Ты меня понял, сынок?! Я просто-таки обожаю мед. И доблестный Мгамба тоже без ума от сладкого меда. Ефрейтор!

— Я! — вытянулся Мгамба.

— Кажется, где-то здесь водится мдвёди?

— Так точно, сэр! Шатун бродит на востоке, а Головастая с выводком залегла за излучиной…

— Эт…хорошо. Так вот, шутник. Вообще-то я хотел дать тебе десяток-другой нарядов вне очереди, но за добрую корчагу меда могу и простить на первый раз. Ты меня понял?..

Глядя исподлобья, шутник молчал.

— Понял, я спрашиваю?

— Бимбири б'Окити-Пупа смышлен и понятлив, — высокий голосок новобранца не дрожал. — Дай корчагу, и Бимбири принесет тебе мед, о великий!

Сержант пожал плечами и тяжело вздохнул.

— Да ты, парень, мдвёди-то видывал? Живого?

— Нет, — серьезно покачал головой двали. — Когда Бимбири порвал пасть болотному крокке и вспорол ему толстое брюхо, большой мдвёди уже умер. Бимбири поздно пришел на помощь…