– Премьер… – начинает Кэл, скрипя зубами.

Но новокровка властен и непреклонен, хотя говорит вроде бы извиняющимся тоном.

– Мои коллеги и без того пошли на уступку, согласившись на внеочередное заседание. Уверяю вас, я делаю что могу – в рамках наших законов.

«Законы». Как можно существовать в такой стране? Где нет трона, нет короны, нет человека, который принимает окончательное решение, в то время как остальные грызутся из-за мелочей. Как Монфор надеется выжить? Нельзя двигаться вперед, если столь многие тянут в разные стороны.

Но если Монфор не способен двигаться, если Дэвидсон не раздобудет для Кэла солдат, война закончится именно так, как мне надо. И даже быстрей, чем я думала.

– Значит, в Асцендент? – спрашиваю я, желая поскорей уйти с холода.

Пусть Кэл развлекается местными достопримечательностями. Поскольку Анабель уже предъявила права на принца, я предлагаю руку Дэвидсону. Слегка поклонившись, он принимает ее; она лежит на моем запястье, как перышко.

– Сюда, ваше высочество, – говорит он.

Я с удивлением обнаруживаю, что прикосновение новокровки не так отвратительно, как прикосновение моего нареченного. Дэвидсон задает хороший темп и уводит нас с летного поля по горной тропе.

Асцендент расположен высоко на восточном краю огромной горной цепи. Сверху открывается вид далеко за пределы страны. На горизонте виднеется Прерия – территория, печально известная разбойничьими набегами. Бродячие шайки Серебряных, не принадлежащие ни к какой нации, охотятся там на всех, кто пересекает границу. Всё остальное – пустая равнина. Лишь в одном месте виднеются остатки того, что некогда было городом. Очень давно. Не знаю, как он назывался.

Асцендент как будто растет прямо из горы; выстроенный на склонах и в долине, он изгибается над большой рекой, которая течет на восток по извилистым ущельям. Видны несколько дорог, уходящих в каменную толщу; по ним снуют транспорты. Очевидно, гора пронизана туннелями. Большая часть городских строений сложена из необыкновенно гладких белых и серых блоков. Это гранит, мрамор, кварц. Между домами растут сосны, иные из которых выше городских шпилей, и их хвоя – такого же темно-зеленого цвета, как флаг Монфора. На город, чередуясь, ложатся темно-розовые и насыщенно-фиолетовые полосы – эффект заката в горах. Свет и тьма. Над нами, уходя на запад, торжествующе возвышаются заснеженные вершины – под небом, которое кажется слишком большим и слишком близким. В сумерках загораются первые звезды. Они складываются в известные мне созвездия.

Я никогда еще не видела такого города, и он меня тревожит. Мне не нравятся сюрпризы, и я не люблю удивляться. Это значит, что кому-то удалось превзойти меня, мою кровь, мою родину.

Но Асцендент оказывается приятным сюрпризом. Я невольно восхищаюсь этим странным и красивым местом. До города меньше мили, но многочисленные ступеньки заставляют тропу казаться длиннее. Я понимаю, что премьер хочет похвастать; вместо того чтобы предоставить нам транспорты, он заставил нас идти пешком и видеть монфорскую столицу во всей красе.

Будь я при королевском дворе, под руку с очередным придворным, я не трудилась бы завязывать беседу. Присутствие Дома Самосов говорит само за себя. Но здесь? Мне придется доказывать, чего я стою. Я вздыхаю, стискиваю зубы и смотрю на Дэвидсона.

– Насколько я знаю, вас выбрали правителем.

Это слово странно звучит, оно катается во рту, как гладкий камушек.

Дэвидсон невольно усмехается – крошечная брешь в его непроницаемой маске.

– Да. Два года назад. Наши граждане голосовали. И на третий год, следующей весной, мы проделаем это снова.

– А кто именно голосовал?

Он поджимает губы.

– Все, если вы об этом спрашиваете. Красные, Серебряные, Непримиримые. Бюллетеню безразличен цвет.

– Значит, у вас здесь действительно есть Серебряные.

Слухи ходили и раньше, но я сомневалась, что Серебряный снизойдет до жизни бок о бок с Красным, не говоря уж о том, чтобы подчиняться ему. Даже если речь о новокровке. Тем не менее, меня это озадачивает. Кто захочет равенства, если в другом месте сможет жить как бог?

Дэвидсон кивает.

– И их много.

– И они просто это… терпят? – насмешливо спрашиваю я, не заботясь о выборе слов.

Придерживаю язык я лишь в присутствии родителей – но их здесь нет, они бросили меня на поживу Красным волкам.

– Терпят наше равноправное существование, вы имеете в виду? – голос премьера становится резче, он словно рассекает горный воздух.

Его взгляд впивается в меня, золотые глаза – в угольно-серые. Мы движемся дальше и минуем в молчании немало ступенек. Он хочет, чтобы я извинилась.

Не дождется.

Наконец мы доходим до мраморной террасы с видом на огромный сад. В нем благоухают незнакомые цветы – фиолетовые, оранжевые, голубые. Чуть впереди нас, в сопровождении монфорцев, идет Мэра Бэрроу со своей семьей. Один из ее братьев наклоняется к клумбе, чтобы получше рассмотреть.

Пока остальные любуются роскошным садом, Дэвидсон подходит ближе, так что его губы почти касаются моего уха. Я подавляю желание рассечь нахала пополам.

– Простите меня за прямоту, принцесса Эванжелина, – шепчет он, – но, если не ошибаюсь, у вас есть возлюбленная? Однако заключить с ней союз вам нельзя.

«Клянусь, я вырву им всем языки. Неужели нельзя сохранить ни один секрет?»

– Не понимаю, – рычу я, стиснув зубы.

– О, понимаете. Она замужем за вашим братом. Это часть сделки, ведь так?

Я крепче стискиваю каменные перила. Их прохладная гладкость меня не успокаивает. Я сжимаю пальцы, и острые, украшенные драгоценными камнями кончики декоративных когтей оставляют глубокие царапины. Дэвидсон продолжает, и его слова, негромкие, быстрые, требующие внимания, пробуждают во мне смятение.

– Если бы все сложилось, как вы хотели, если бы вы не были разменной монетой в игре за корону, а она оставалась незамужней, вы бы заключили брак? Даже при наилучших обстоятельствах, получите ли вы в Норте то, о чем мечтаете?

Я поворачиваюсь к нему, обнажив зубы. Премьер стоит слишком близко. Он не вздрагивает, не отступает. Я вижу крошечные дефекты на его лице. Морщинки, шрамы, даже поры. Я могла бы выцарапать Дэвидсону глаза, если бы захотела.

– Брак не имеет ничего общего с мечтами, – резко говорю я. – Он нужен только ради наследников и больше ни для чего.

По какой-то непонятной причине взгляд его золотистых глаз смягчается. Я вижу в них жалость. Сочувствие.

Ненавижу.

– Значит, вам отказано в исполнении ваших желаний из-за того, кто вы такая. Не ваш выбор. Судьба, которую вы не можете изменить – и не хотите.

– Я…

– Смотрите на мою страну свысока, если угодно, – негромко произносит Дэвидсон, и я вижу тень гнева, который он старательно скрывает. – Критикуйте наш образ жизни. Возможно, результат вам понравится.