Кира выскребла последнее с карты и покинула клинику. Так или иначе, до зарплаты ей здесь делать нечего. И как у Ольги язык повернулся назвать Тагировну мировой теткой? Нет, возможно, где-то ее таланты пришлись бы кстати. Например, в работе с умирающими больными. После разговора с этой грозной женщиной идея покинуть этот бренный мир уже не казалась бы им столь пугающей. А может, она просто перепутала в мединституте патанатомию с гинекологией… Потому что на предмет своей работы она смотрела с тем же выражением лица, с которым, по представлениям Киры, вскрывают почивших.

Скворцова никогда не считала себя скупой. Особенно не собиралась мелочиться в вопросах здоровья. И все же пообещала, что каким бы ни был исход ее сомнительного мероприятия, дальше ей с этой клиникой не по пути. После такого прохладного приема Кира уже не боялась сурового оскала бесплатной медицины. И твердо пообещала себе записаться в районную женскую консультацию. По крайней мере, там она после очередной порции хамства сможет утешить себя, что оно не стоило ей ни копейки.

Предоставив своей репродуктивной системе выполнять работу самостоятельно, Кира вернулась домой к делам более насущным. А именно к началу своей карьеры великого стендап-комика.

Заперлась в своей комнате и взялась за любимый блокнот. Можно было бы и печатать, но как человек, который на работе не отрывает пальцев от клавиатуры, творить она предпочитала на бумаге.

Секретарь продюсера просила предоставить немного информации о себе, и впервые в жизни Кира озадачилась автобиографией. Вероятно, ей полагалось сотворить нечто патетическое вроде «Смешить людей я начала еще в детстве», но это было бы вопиющим враньем. Потому что гораздо чаще она доводила окружающих до слез, чем до смеха. Пожалуй, из-за нее маму вызывали в школу даже чаще, чем из-за Олега. Проза жизни: подралась, сорвала урок по физике с эбонитовой палочкой, назвала биологичку дурой. В последнем случае с готовностью пострадала за правду и примерила на себя шкуру декабриста. Нора Альбертовна такого поведения не одобряла, и при каждом взгляде на проблемное дитя между ее бровями залегала скорбная морщинка.

Что она может рассказать о себе, чтобы заинтересовать зрителей? Вся ее жизнь – сплошное среднестатистическое течение будней. Ни единого факта, который мог бы сделать ее хоть немного уникальной. И будь она при всех своих качествах еще и мужиком, то и вовсе давно затерялась бы в толпе. На плаву в стендапе ее держало только несоответствие полу и возрасту. Она смотрела на мир не так, как сверстницы, и тем самым давала зрителям возможность по-новому взглянуть на вещи.

Кира долго грызла карандаш, набросала пару строк о том, что в стендапе уже два года, а потом убрала блокнот в стол и отправилась искать вдохновение в холодильнике.

Соорудив сэндвич, который сделал бы честь любой американской едальне, она столкнулась в коридоре с Катюшей. Та как раз вернулась домой из института. Кира бросила тоскливый взгляд на свой потенциальный обед, потом на голодную большеглазую студентку…

– Хочешь, поделюсь? – спросила она, надеясь, что надежда на отказ не так явственно прозвучит в ее голосе.

– Ой, нет, спасибо, я только переоденусь – и убегаю, – выпалила Катя и торопливо скинула плащ.

– Вот как? – проговорила Кира с набитым ртом. – И куда?

– На свидание.

– А как же парень в Нижнем? – Кира не столько осуждала, сколько удивилась.

Не ожидала эдакой прыти от того, кто по утрам напоминает Аленушку из сказки.

– Ну… – Катюша вспыхнула. – Это… Просто поужинаем, погуляем. Москву посмотрим.

Как много слов! Кира помнила себя в этом возрасте. Столько оправданий она выдумывала только под тяжким гнетом совести. Кира, забыв про сэндвич и прищурившись, наблюдала, как Катя широкими движениями наносит серебристые тени. Рвение было подозрительным.

– И кто он? – осведомилась Кира.

– Да так… – Катя встретилась с ней взглядом в отражении и тут же отвела глаза.

– Ну-ка, ну-ка… Я его знаю? Андрей Касаткин, что ли? Даже не вздумай! Он так мастерски навешает тебе лапши, что замучаешься отскребать!

– Нет, – племяша застегнула косметичку и скрылась в комнате.

Но Кира не собиралась сдаваться. Она почуяла лажу и собиралась все выяснить, пока девчонка не наломала дров.

– Говори! – Кира угрожающе стиснула сэндвич.

– У тебя там помидор сейчас выпадет…

– Говори!

– Кир, не начинай! Я взрослая и сама о себе позабочусь. Тебе же будет лучше, если…

– Э, нет, Катерина. Я с тебя не слезу. Колись, а не то…

Акт дознания прервал звонок в дверь. И по тому, как вытянулось лицо Катюши, Кира моментально вычислила: ответ стоит на лестничной клетке.

– Погоди! – Племянница кинулась наперерез, но тетка оказалась быстрее. – Так и знала, надо было у метро договариваться…

– Сейчас посмотрим, надо ли было договариваться вообще, – Кира щелкнула замком, толкнула дверь и… замерла.

Она ждала увидеть перед собой кого угодно, кроме Эрика Саакяна.

– Привет, – любезно поздоровался он. – А Катя дома?

Эрик и Катюша. Жеребец Саакян и девочка, которой впору плести венки из васильков, напевая «Во поле березка стояла».

– О, Катерина дома, – хищно осклабилась Кира. – И сейчас вы оба расскажете мне, что это за цирк.

– А в чем проблема? – Эрик шагнул в квартиру и заботливо прикрыл за собой дверь. – Я никакими обязательствами не связан, да и Катя, насколько я помню, не нуждается в нотариально заверенном разрешении от родителей.

Так вот откуда ветер дует! Непомерно взлелеянное за тридцать шесть лет самолюбие Саакяна не перенесло постельной отповеди. А ведь она хотела ему же облегчить жизнь! Нет, мужчины – зло. В этом Киру уже никто не смог бы переубедить. А как еще назвать людей, которые готовы не только менять баб как перчатки, но и предпочитают потом лично их отшивать? Еще бы! Сначала оргазм для тела, потом – для эго.

– Эрик, если ты решил мне что-то доказать, то Катя здесь совершенно ни при чем! – сурово произнесла Кира.

– Тебе никто не говорил, что у тебя завышенное самомнение?

– У меня?! – Она беспомощно хватала ртом воздух. – Да как ты?… Нет, это у меня?! Серьезно?!

– Не все в этом мире вертится вокруг твоего прелестного пупочка. – Эрик изогнул бровь и поверх Киры взглянул на Катю: – Ты готова?

– Да, конечно, – бедолага не знала, куда деться от смущения.

– С тобой мы еще поговорим, – прошипела Кира и исчезла в своей комнате.

За время препирательств ее многострадальный сэндвич превратился в тщательно размятую субстанцию для тех, кто сломал челюсть и вынужден есть через трубочку. Пришлось отправить его в мусорное ведро и утешаться шоколадным мороженым.