— Что ж, в поход так в поход! — говорил, словно убеждал сам себя, молодой нукер в старом заштопанном кафтане. — Найдется же что-нибудь в хурджинах тех, кто осмелился стать на пути нашего повелителя. Все будет польза в хозяйстве. А там и до кочевий ихних доберемся!

Войско в победе не сомневалось, чего не скажешь о полководце.

Итоговое соотношение сил было таково. По донесениям ертоулов и по словам взятых языков, подтвержденных словами перебежчиков, сейчас коалиция Южного предела располагала приблизительно шестью десятками тысяч, не считая пеших воинов в обозе и тех, кто обслуживал артиллерию. Также были и бронированные повозки — от десятка до полусотни, как говорили разведчики. (Но жрецы сказали, что м'ашин чуть меньше двадцати, и Ундораргир почему-то склонен был им поверить.) Была также тысяча вооруженных скорострельным оружием из-за Грани Мира.

Против всего этого у шаркаанов было семьдесят тысяч конницы, пять тысяч конных стрелков и сотня граххаров. Ну и кое-что еще, не считая магии.

В преддверии битвы он разделил свое войско на три части, которые должны атаковать волнами. Первая волна состояла из вооруженных лучше всего всадников.

Второй ряд составляли легковооруженные воины. Одетые в кожаные стеганки или бездоспешные вовсе, но зато вооруженные самыми сильными луками. Их задачей было при сближении засыпать врага стрелами из-за спин бронированной конницы, подавить и ошеломить вражьих стрелков, чтобы те думали не о стрельбе, а о своей жизни, чтобы испугались и побежали.

Третий ряд состоял тоже из легкой конницы. Но ее вооружение и задачи были другими. Снаряженные дрянными доспехами или тоже бездоспешные, вооруженные саблями, ножами и пиками, именно эти, состоявшие в основном из бывших разбойников отряды, привычные к схваткам один на один, к бою пешими и конными, должны были добить врага и преследовать его, если он побежит. Точнее, когда побежит.

И вот теперь два огромных войска остановились друг против друга на расстоянии десятка полетов стрелы. С вершины холма, сидя на гнедом коне, облокотившись на луку седла, Ундораргир наблюдал за тем, что происходило на поле. Обветренное лицо его было непроницаемо, и никто в этот миг не мог бы угадать, что делается в душе Владыки Окоема.

А повелителю вдруг стало страшно. Недобрые предчувствия стиснули сердце. И он с суеверным страхом подумал, что это не к добру. Никогда раньше не испытывал ничего подобного. Отвага и дерзость всегда руководили его поступками. И он всегда верил, что, несмотря ни на какую помощь каких угодно богов или демонов, добивался всего сам. Но сейчас, казалось бы, бояться было нечего, ведь воинов у него было больше, чем у Ильгиз и Сантора Макхея, а он сомневался. Знал силу степной конницы и силу огнебоев. Даже представлял, что за железных черепах притащили с собой зиелмяне. И вроде как его вассал Веерен[16]и его люди нашли способ, как с этими чудищами бороться. Но вот насчет военных хитростей, какие могут хранить головы чужинцев, и, что не менее важно, помогающих пришлецам магов и шаманов… Вот тут полная неясность.

Было еще кое-что, о чем Ундораргир думал все чаще после каждой высказанной вкрадчивым голосом просьбы выделить новых жертв для неведомых алтарей Подземного.

Ибо несмотря на то, что не очень боялся незримых и могущественных, он все же верил в них. Что, если в ответ на силу Серого Хозяина найдется сила разгневанных покровителей завоевываемых племен и народов? Положим, Подземный и его слуги не пострадают, а вот не прибьют ли, походя, Ундораргира? Что богам жалкий человечишка? На один вздох. И унесет его, как прах…

Вчера он осведомился у Гласа (имя свое тот так и не назвал), что предвещает воля пославшего его? На что жрец ответил с недоброй многозначительной улыбкой, что, дескать, он и братья молят Отца, чтобы тот помог Ундораргиру, и Тот обещал помощь. И что, возможно, помощь будет самой неожиданной. Из чего вождь шаркаанов с неудовольствием заключил, что, как и обычно, все придется делать самому, но вот пленников жрецы с него потребуют.

Но как бы то ни было, отступать уже поздно. Звонко запели трубы, протяжно заиграли зурны, рассыпали свою частую и тревожную дробь барабаны.

Утренний туман уходил все дальше и редел.

До рези в сощуренных глазах вглядывался Ундораргир во все происходящее на поле битвы.

По склонам холмов медленно и грозно скатывались основные силы — конница. Воины, одетые в черные доспехи из буйволовой кожи, сидели на черных конях. Пришли в движение все тумены. Живая река всадников, обтекая холм, пока еще медленно, словно копя силы, двинулась в сторону противника.

Хан хорошо знал, что чем бы ни закончилась битва, остановить этот поток уже нельзя. Он будет сметать все на своем пути и или поглотит войско южан, или же разобьется о них, как о скалу.

Ревели карнаи, и черное знамя с алой молнией развевалось над головами знаменосца, шли и шли бесчисленные сотни и тысячи, посверкивая острыми жалами копий, тревожно ржали кони, храпели, пытались встать на дыбы, но сильные руки воинов усмиряли их. Идущие на битву подбадривали себя гортанными криками.

Пришло в движение и войско противника. Насколько хватало глаз во все стороны света, земля шевелилась, как огромный муравейник, и временами казалось, что не вместит она всех, кто пришел сегодня сюда на битву. Почти сто тысяч воинов устремились друг на друга.

Все уже становилась полоска, разделяющая два великих войска.

Пронзительно заржали кони, но живую лавину уже ничем нельзя было остановить.

Холодная дрожь прошла по телу Камр Адая, когда он подошел к выступу скалы и замер над бездонной пропастью. Сделай лишь один неверный шаг и полетишь вниз, туда, где громоздятся острые обломки камней. Они лежат почти у самой дороги, которая, извиваясь по долине, втиснутой меж гор, входила в узкое ущелье как раз в том месте, где стоят нукеры Хонооу из рода Хоррисан. Маленькая речка, несущая свои воды по долине, бежит рядом с дорогой в этом ущелье. Там, в тылу у шаркаанов наготове стоят несколько тысяч воинов нойона Тэренеса. А Мрай Долн поведет своих охотников-стрелков в обход, к северу. Всего их три тысячи нукеров-горцев, связанных единой клятвой и умеющих биться на склонах и среди скал, обрушивать на врага камнепады и искусно проходить по тропам вместе с конем, где чужак погибнет.

Долина в эти минуты была пустой и безлюдной и веяла ночной прохладой. Но пройдет час-другой, и скалы вновь накалятся от дневного солнца, и вновь, как вчера, как сто лет назад, здесь будет властвовать зной.

Но сейчас люди забыли о том, что было вчера, и не старались угадать, что будет завтра. Взгляды устремлялись в ту сторону, где начинается долина. Оттуда должны появиться те, кого они ждут.

В щемящей тишине даже кони замерли, и не было слышно ни храпа, ни ржания.

— Где? — крикнул Ирвик, побратим Хонооу.

Адай вздрогнул от неожиданности, увидев на гребне скалы рослого, потемневшего от загара, от горного ветра человека в малахае, с длинной дубинкой в руках. Лицо его было искалечено шрамом на правой щеке.