Союзники понесли такие большие потери, что, чувствуя невозможность вновь начинать сражение, они не осмеливались снова атаковать нас и сами готовы были к отступлению, как вдруг заметили, что большие армейские обозы направились к Вайсенфельсу через Линденау. Тогда они поняли: Наполеон готовится к отступлению, и сами начали приготовления к тому, чтобы воспользоваться теми благоприятными возможностями, какие им могло предоставить это передвижение французской армии.

Самым ужасным моментом при отступлении, особенно для командиров корпусов, является минута, когда надо расставаться с ранеными, которых приходится оставлять на милость врагов, а враги часто совершенно безжалостны и грабят либо приканчивают несчастных тяжелораненых, поскольку они не могут двигаться вместе с остальными. Но хуже всего — это оставлять раненых валяться на поле боя. Я воспользовался ночью, чтобы приказать моим солдатам собрать всех раненых нашего полка. Я собрал их в двух соседних домах, прежде всего для того, чтобы в первый момент укрыть их от ярости пьяных врагов, которые займут этот пункт, а во-вторых, для того, чтобы дать им возможность помогать и поддерживать друг друга морально. Один младший хирург, г-н Борденав, предложил оставить его вместе с ранеными. Я согласился и после заключения мира добился награждения этого уважаемого доктора орденом Почетного легиона. Его заботы спасли жизнь многим солдатам.

Тем временем корпуса пришли в движение, чтобы покинуть поле битвы, ставшее свидетелем их славы и залитое кровью наших храбрецов! Император Наполеон оставил свой бивуак в 8 часов вечера, въехал в город и остановился в гостинице на бульваре Конского рынка. Отдав несколько приказаний, Наполеон отправился с визитом к уважаемому королю Саксонскому. Он нашел его за приготовлениями к отъезду.

Этот король был нашим другом. Он был уверен, что монархи-союзники отнимут у него его королевство, чтобы наказать его за непоколебимую преданность по отношению к французскому императору. Но больше всего огорчала его мысль о том, что его собственная армия обесчестила себя, перейдя на сторону врага. Наполеон не мог утешить этого достойного старца и лишь с большим трудом убедил его остаться в Лейпциге, в своем государстве, и послать одного из своих министров к союзникам, чтобы попросить о мирном соглашении.

После того как этот посланник отбыл, император простился со престарелым королем Саксонии, с его супругой и с принцессой — их дочерью, являвшейся прекрасным образцом всех достоинств дочери и аристократки. Эта храбрая юная девушка последовала за своими родителями на поле битвы, под огонь вражеских пушек. Разлука была тем более трогательной, что стало известно: союзники отказываются брать на себя какие-либо обязательства относительно будущей судьбы саксонского монарха… Так что этот король вскоре должен был оказаться в их власти… А он владел такими прекрасными провинциями… Сколько причин для того, чтобы его враги оказались безжалостными!

Примерно в 8 часов вечера началось отступление. Впереди шли корпуса маршалов Виктора и Ожеро, лазареты, часть артиллерии, кавалерия и Императорская гвардия.

В то время как эти войска проходили через пригород Линденау, мар шалы Ней, Мармон и генерал Рейнье охраняли Галлеское и Розентальское предместья. Корпуса Лористона, Макдональда и Понятовского вошли друг за другом в город и остановились внутри укреплений, в стенах которых были бойницы. Диспозиция предписывала нашему арьергарду оказывать упорное сопротивление, что позволило бы армии отступать в полном порядке. Тем не менее Наполеон, желая спасти город Лейпциг от того ужаса, который всегда сопровождает уличные бои, разрешил городскому магистрату обратиться к союзным монархам с просьбой заключить перемирие на несколько часов, чтобы обеспечить эвакуацию города. Это филантропическое предложение было отклонено, и союзники в надежде на то, что во французском арьергарде случится неразбериха, а они воспользуются беспорядком, без колебаний подвергли полному разрушению один из самых больших и красивых городов Германии!

Именно в этот момент многие возмущенные французские генералы предложили императору обеспечить отступление армии, собрав ее внутри города, и поджечь его пригороды, за исключением пригорода Линденау, через который наши войска будут выводить из Лейпцига, в то время как пожары приостановят продвижение неприятеля.

Я думаю, что отказ противника на то, чтобы отступление осуществлялось без боя, давал нам право использовать любые возможные способы защиты. В подобных случаях самым надежным был огонь, и поэтому мы должны были бы воспользоваться им. Однако Наполеон отказался, и его излишнее великодушие стоило ему короны, потому что возобновившееся сражение заставило его потерять почти столько же людей, сколько он потерял в только что закончившейся трехдневной битве. Следующее сражение оказалось для нас даже более губительным, потому что оно внесло дезорганизацию в ряды армии. Без этого нового боя армия могла бы дойти до Франции, еще сохраняя свое могущество. Впрочем, ожесточенное сопротивление, оказанное нашими немногочисленными отрядами армии союзников в течение трех последующих месяцев, в достаточной степени продемонстрировало, что мы могли бы сделать, если бы все французские воины, уцелевшие в большом сражении, перешли через Рейн, сохранив оружие и порядок! Франция, возможно, избежала бы вторжения.

Но все оказалось совсем иначе. В то время как Наполеон, движимый слишком рыцарским великодушием, а оно, с моей точки зрения, в данных обстоятельствах заслуживало порицания, отказался отдать приказ о сожжении города, что должно было бы обеспечить отступление части его армии, наследный принц Швеции, презренный Бернадотт, слегка порицая ожесточение, проявленное его новыми друзьями в убийстве французов, бывших его соотечественников, двинул все войска, находившиеся под его командованием, против Таухского предместья Лейпцига, овладел этим предместьем и вышел на бульвары и улицы города.

Действуя по его примеру, Блюхер и его пруссаки, а также русские и австрийцы проделали то же самое, атакуя со всех сторон тылы французских колонн, отступавшие по направлению к мосту Линденау. И, наконец, в довершение всего ожесточенная стрельба возникла возле этого моста через Эльстер. Это был единственный мост, остававшийся в распоряжении наших войск! Это стреляли батальоны саксонских гвардейцев. Будучи оставленными в городе при своем короле и сожалея, что не смогли дезертировать вместе с другими полками саксонской армии, они хотели теперь доказать свой немецкий патриотизм, атакуя сзади французов, проходивших по дворцовой площади, а во дворце была резиденция их монарха! Напрасно этот несчастный и достойный король вышел на балкон дворца и, стоя под пулями, кричал своим офицерам и солдатам: «Убейте меня, подлецы, трусы!.. Убейте вашего короля, чтобы он не был свидетелем вашего бесчестья!» Подлые саксонцы продолжали убивать французов! Тогда полный возмущения король Саксонии вернулся в свои апартаменты, схватил знамя своей гвардии и бросил его в огонь!

Низкой трусливой местью нашим солдатам в этих тяжелых обстоятельствах оказались действия одного баденского батальона, давно известного своей трусостью и по этой причине оставленного во время большого сражения в городе, чтобы рубить дрова, необходимые для выпечки хлеба! Эти подлые баденцы, скрывавшиеся за окнами и стенами громадной пекарни, тоже стреляли в наших солдат и убили очень многих! Однако французы смело сопротивлялись и защищались внутри домов. Хотя все союзнические армии уже вошли в город и заняли бульвары и главные улицы, наши войска, несмотря на громадные потери, оставляли свои позиции лишь пядь за пядью, отступая в полном порядке по направлению к большому мосту через Эльстер в Линденау.