Так что дорогое снаряжение совсем не прихоть, без него нынче хороших результатов не покажешь, лучше в соревнования и не суйся. С таким можно позволить себе и скорость развить, какая раньше и не снилась (сто километров в час на скоростном спуске сегодня и середнячок сделает), и глубокий вираж заложить, и рискнуть на крутом склоне, а ведь вся прелесть горнолыжного спорта — именно в скорости и в риске, в неповторимом ощущении свободного скольжения, когда ты, не задумываясь, вписываешься в повороты, и тело твое, будто запрограммированное, интуитивно выбирает лучший вариант!

— Хорошо идет, — я уже так не сумею, — говорит Надя.

Лихой парнишка — да это же мой Вася Лукин! — обходит одного, второго… сейчас врежется!.. нет, проходит между двумя чайниками, как через ворота!.. поворот прыжком, еще один через бугор — и в низкой стойке несется вниз. Молодец Васек, хотя скорость развил не по чину, свободно мог вылететь на камни. Внизу его приветствуют овацией.

— Видишь? — торжествует Надя. — Пусть здесь встречают по одежке, зато провожают по классу!

Я согласно киваю. Настоящая, подлинная элита Кушкола — это спортсмен, мастерством которого любуются все, будь на нем даже стираный тренировочный костюм и взятые напрокат самые обыкновенные лыжи.

* * *

Надя катается и загорает, а мы с ребятами осматриваем шурфы, куда заложен в ящиках аммонит. Детонаторы Осман поставит в последний момент. В три часа дня канатка прекращает работу, склоны опустеют — и прощай, четвертая, до нового снегопада.

К нашему возвращению Лева кладет на стол сводку погоды: синоптики снова обещают циклон, третий раз за неделю, черт бы их побрал, ветродувов! Общее мнение — не верить, тем более что в прогнозе имеется любимое словечко всех синоптиков: «возможен». Чтобы я не передумал, Олег торопливо докладывает, что научное оборудование к спуску четвертой готово. Там, внизу, где при сходе лавины образуется лавинный конус, мы установили стальную мачту с датчиками, которые по замыслу должны фиксировать силу удара лавины. Замысел сам по себе превосходный, но датчики никуда не годятся, и большее доверие я испытываю к гениальному изобретению Олега: к трехдюймовой доске, в которую шляпкой всобачен гвоздь. Лавина бьет по доске, острие гвоздя вонзается в специальную подставку, и в зависимости от глубины, на которую оно вонзилось, определяется сила удара. Изобретение, достойное нашего термоядерного века.

Вместе с Хуссейном, за которым я послал Рому, приходит Измаилов, начальник канатной дороги. Ему нужна бумага, в которой будет написано, что взрывом не повредит опоры и трассы. «Финансовый план! — важно задрав палец, поясняет он. — Я нэ перестраховщик, лавина — твое дело, план — мое дело, пиши бумагу». У меня даже во рту становится противно — так не хочется сочинять эту бумагу. В прошлом году, взрывая четвертую, мы переборщили с аммонитом и изуродовали трассу специального слалома — как раз за неделю до первенства «Буревестника». Ну, к первенству трассу восстановили, но нас долго клеймили и осыпали мусором, и, что хуже всего, Измаилов приказал лавинщиков бесплатно не поднимать — пусть платят деньги. Тогда еще Мурат Хаджиев меня любил и приказ отменил, но предупредил, что в следующий раз…

Морщась и отплевываясь, я сочиняю бумагу, и Измаилов уходит победителем. Совещание открывается. Если наши расчеты правильны, то четвертую сорвет полностью. Однако есть опасение, что от взрыва могут прийти в движение непуганые лавины на западных склонах Актау, где лыжных трасс нет, но внизу могут оказаться дикари-одиночки и ищущие уединения влюбленные из соседних турбаз. Поэтому главная задача — оповещение и контроль, который возлагается на Хуссейна и его абреков. Взрыв назначается на шестнадцать ноль-ноль.

Хуссейн убегает мобилизовывать общественников, и я, дав последние ЦУ, спрашиваю, нет ли вопросов. Слово просит Рома. Тихо и скромно, потупив глаза, он приглашает всех нас отобедать в «Кюне», где у него заказан столик на восемь персон. Считая Васю, нас семеро, но Рома надеется, что Надежда Сергеевна не откажется разделить нашу трапезу, итого восемь. Фраки не обязательны, можно в галошах. Роман извиняется, он спешит, ему нужно нагулять аппетит.

Гвоздь, который кое-что знает, советует, не теряя времени, спуститься вниз, к финишу трассы скоростного спуска. Свой знаменитый кулеш он на всякий случай приготовил (из кухни тянет чем-то паленым), но думает, что это варево пригодится только на ужин. Строя догадки относительно потрясающей платежеспособности Ромы, мы идем к верхней станции. Здесь загорает Надя — на шезлонге для почетных гостей, предоставленном ей по личному распоряжению Хуссейна. Надя хнычет, что пять раз съезжала, страшно устала и ей здесь очень хорошо, но я вытаскиваю из ее сумки зеркальце, и Надя содрогается при виде своего покрасневшего носа. Она мажет нос кремом, быстро одевается, и мы на лыжах спускаемся вниз.

Слева от нижней станции собралась изрядная толпа, в которую затесался весь мой научный персонал. Олег призывно машет палкой:

— Быстрее, чиф!

По трассе скоростного спуска с огромной быстротой летят две фигурки. Одна впереди метров на двадцать, разрыв увеличивается — и с каждым мгновением я все более отчетливо вижу Рому. Эту трассу я знаю, как таблицу умножения, на ней можно дать сто тридцать километров в час — сто двадцать, во всяком случае, я показывал. Не тормози, Рома, иди в низкой стойке по дуге! Молодец! Рома сидит «на горшке» так низко, что колени чуть ли не упираются в плечи — классно идет, ничего не скажешь. Сейчас излом, держись! Прыжок метров на тридцать… приземление на пологий склон… теперь закладывай последний вираж на выкате! Пятерка, Рома, пропахал, как бог, секунд пять привез!

— То-ля! Шай-бу! — запоздало скандируют в толпе.

Да ведь это Катюша с барбосами, вот у кого Рома выиграл пять секунд и обед на восемь персон!

Я коротко излагаю ситуацию Наде, и мы радостно хохочем. Ребята качают Рому. Подкатывает Анатолий и с немым удивлением оглядывает щуплого очкарика, похожего на замученного экзаменами доходягу-студента.

— У тебя что, моторчик сзади?

— Мастер спорта Роман Куклин, — представляет Рому гордый Гвоздь. — Не ты первый будешь его кормить, не ты последний.

— Не по правилам! — кричит Катюша. — Он должен был сказать, кто он!

— Но ведь вы меня не спрашивали, — с обезоруживающей наивностью удивляется Рома. — Это было бы нескромно — рекламировать самого себя.

— А обед на восемь персон скромно? — не унимается Катюша.

— С пивом, — тихо уточняет Рома.

— Как раз свежее «Жигулевское» привезли, — радостно докладывает Васек.

— Каждый зарабатывает, как может, — блеснув глазами, говорит Катюша. — Одни надувают простачков на склонах, другие…

— …натирают паркет, — заканчиваю я. — Знакомься, Надя, это К.