неба на него наползла тень — вроде снаружи, но как будто в то же самое время и изнутри.

Он перестал дышать.

Конечно, это было не самое плохое. Ведь сердце управляется отдельной нервной системой. Но такого Хардинг не предусмотрел. В этой полосе заграждения космоскоп обнаружил только несмертельные частоты. Но Хардингу не пришло в голову, что «несмертельный» — понятие относительное. Он почувствовал, как сердце затрепыхалось в груди, ясно ощутил, как оно останавливается, — точно так же, как раньше не чувствовал, когда оно билось. Хардинг упрямо сидел, сжавшись под навалившейся темнотой и натиском паралича, который на полувдохе прервал пойманное микрофонами удивленное аханье кого-то, прячущегося в кустах.

А потом раздался резкий знакомый голос — из десятка расставленных повсюду маленьких ртов, тоненько вибрирующих в кустах.

— Хардинг? — недоверчиво переспросил он. — Хардинг, это ты? Здесь? Добро пожаловать на Акасси, Хардинг!

В голосе звучала едкая угроза. После недолгой паузы он произнес какие-то коды, ничего не говорившие Хардингу.

— Я уменьшаю парализующее воздействие, — торжествующе объявил голос. — Не хочу, чтобы ты умер — вот так сразу.

В ушах Хардинга шумела кровь. Он вдруг ощутил пространство вокруг себя — как только ослабло действие вибрации. Тени и внутри и снаружи отодвинулись, поднялись выше небес, ушли в землю, свернулись, как лепестки черного цветка, и снова превратились в зернышко внутри Хардинга. Он получил некое представление о том, каково будет ощущение смерти, которая однажды придет к нему. Огромная снаружи и крохотная внутри, лежала жуткая темнота. Черное зерно внутри, черное покрывало снаружи. И когда одно разворачивается и устремляется к другому, тут и приходит последний час.

Но это будет потом.

Кто-то шел к ним через кусты. Сидя на корточках в своем укрытии, Хардинг увидел, как бочкообразное тело Тернера медленно, с натугой поднялось в полный рост как раз между ним и подходившим человеком. Таков и был их план или часть плана. Хардинг глубоко вдохнул, радуясь и воздуху, и возможности дышать. Пистолет едва заметно качнулся в его руке. Он напряг палец, пока тот крепко не прижался к холодному металлу. И стал частью пистолета. Теперь он не промахнется.

— Ты кто? Как ты сюда…

Пауза. Потом:

— Тернер! Это Тернер! Я тебя не приглашал!

— Перестань, — поспешно прохрипел Тернер. — Я знаю, что не приглашал. Дай мне вдохнуть, а? Ты меня чуть не убил!

Он сделал шаг в сторону и покачнулся, начал тереть ногу и громко ругаться. Мэйолл повернулся к нему, и Хардинг увидел его лицо.

Его очень удивило, что Мэйолл отрастил бороду. Хардинг не удержался и подумал: как же борода проявится в Сборном образе? Если у Мэйолла здесь команда, а ее не может не быть, будет ли казаться, что все лица носят бороду? Или шесть других образов ее сотрут?

В остальном Мэйолл мало изменился. Под широкими сросшимися черными бровями горели запавшие черные глаза. Худое тело сутулилось. Но Хардинг не помнил, чтобы глаза так свирепо сияли или чтобы у рта лежала такая резкая и жесткая складка. А короткая, аккуратно подстриженная бородка была той нотой, которая придавала Мэйоллу вид совершенного незнакомца.

— Нога затекла, — пробормотал Тернер и наклонился, чтобы потереть ее.

Заодно, хромая, он отошел в сторону, и Мэйолл оказался спиной к спрятавшемуся Хардингу.

— Стой! — резко сказал Мэйолл. — Зачем ты явился? Мне придется тебя убить, а ты мне нужен во внешнем мире. Зачем ты это сделал, идиот?

— Успокойся. — Тернер с усилием выпрямился.

Хардинг сквозь листья видел очертания пистолета в кармане его куртки. Мэйолл, как показалось, был безоружен. В одной руке он держал микрофон, а другая была пуста. Конечно, Мэйолл мог в любой момент по своему выбору опять включить парализующее излучение, но ведь тогда оно и его поймает. Хмурясь, Хардинг ждал.

— Ну, теперь позволь мне сказать, пока ты не упорхнул, — начал Тернер забалтывать Мэйолла. — Тебе ведь не надо платить за то, чтобы меня послушать, верно? Я…

— Заткнись! — Голос Мэйолла сорвался на хриплый злой шепот. — Никто ко мне не приезжает. Никто! Машине не нужны помощники, глупец! Ты не можешь сказать ничего такого, что я хотел бы услышать. Погоди.

Он немного повернул голову, и Хардинг увидел, как тонкие губы сложились в гримасу — наполовину усмешку, наполовину маску чистой жестокости. Хардинг испытал внезапное потрясение, когда блеснула в улыбке Мэйолла жестокость — так близко от поверхности, что она словно светилась сквозь гримасу. Наверное, Мэйолла нельзя было считать по-настоящему безумным, но и в здравом рассудке он не находился.

— Погоди! — воскликнул Мэйолл, и в ясной солнечной тишине вдруг стало слышно его тяжелое дыхание. — Ты не один приехал. Я слышал голос Хардинга.

Тернер тяжело выдохнул.

— Хорошо, Хардинг, — сказал он, стараясь не смотреть в ту сторону, где под кустами сидел Хардинг. — Раз такое дело, давай. Стреляй, парень, стреляй!

— Что? — воскликнул Мэйолл и быстро обернулся, настороженно оглядывая заросли совсем не в том направлении.

Тернер тут же проворно опустил толстую руку в карман, где лежал пистолет.

— Так, Мэйолл, — довольным голосом произнес он. — Не двигайся. Ты под прицелом. Хардинг, стреляй! Стреляй!

Хардинг поднялся из затрещавших кустов, прицелился и выстрелом выбил пистолет из руки Тернера.

Пуля аккуратно прошла сквозь запястье толстяка и взвизгнула где-то в зарослях. Толстые пальцы Тернера разжались. Револьвер, крутясь в лучах солнца, упал. На миг наступила полнейшая тишина, нарушаемая только шепотом волн на отдаленном берегу и сиплым криком птицы где-то на острове, за низкими холмами. От поблескивавших крыш, наполовину скрытых холмом, ветер принес переменчивый стук какого-то механизма.

Медленно-медленно Тернер поднял взгляд на Хардинга. Он был бледно-серый от боли и изумления, но, пока Хардинг на него глядел, бледность быстро поглотил прилив густого, злого румянца. Тернер задержал дыхание и не очень связно заговорил:

— Хардинг, Хардинг! Я Тернер. Ты же в меня выстрелил! Ведь я нанял тебя! Что… Зачем ты это сделал? Зачем? — Он кинул взгляд на Мэйолла. — Это что, предательство? Не может быть! Ты бы не осмелился! Ты же знаешь, как Мэйолл тебя ненавидит! — Голос у него сорвался. — Почему, Хардинг, почему?

Смех Мэйолла перебил это бессвязное бормотание. Его глубоко посаженные глаза горели, словно раскаленные угли. На лице застыла полубезумная ярость тигра, улыбавшегося во всю зубастую пасть.

— Потому что он не мог иначе. Верно, Хардинг? Удивительно. Я и предположить не мог. — Мэйолл глянул на дрожащего Тернера, который зажимал кровоточащую руку и все еще хватал ртом воздух. — Тернер, ты неверно выбрал оружие. Тебе, значит, надоело быть на вторых ролях? Решил, что наймешь себе человека из команды Интегратора и приберешь все