Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Сьюзен, я хочу переехать в общежитие. Мне кажется, так всем будет лучше. Как думаешь, Изя взовьется?
Молчание тянулось долго. Эстер подошла поближе и только тут заметила, что мать плачет.
– О, – пробормотала она, – о… я не знала…
– Ничего, милая. Это не из-за тебя. Это Эдди…
Сводный брат матери был единственным оставшимся у нее родственником. Они поддерживали связь через внешние каналы Сети. Нечасто, потому что Изя решительно выступал против личных контактов с оставшимися внизу, а Сьюзен не любила перечить мужу ни в чем. Но она проговорилась Эстер, а та свято хранила ее тайну.
– Он болен? – спросила Эстер, чувствуя себя нехорошо.
– Он умер. Очень быстро. Один из БМВ. Белла послала письмо.
Сьюзен говорила медленно и очень обыденно. Эстер постояла немного, переминаясь с ноги на ногу, потом подошла и робко коснулась плеча матери. Сьюзен обернулась, крепко прижала дочь к груди и разрыдалась, бормоча:
– Ох, Эстер, он был такой добрый, такой добрый, такой добрый! Мы всегда держались вместе, всех этих мачех, и подружек, и кошмары, которые мы пережили, я вынесла только благодаря Эдди, он мне помогал, он был моей семьей, Эстер. Он был моей семьей!
Может, это слово и впрямь что-то значило.
Наконец мать немного успокоилась.
– Не хочешь говорить отцу? – спросила Эстер, заваривая чай на двоих.
Сьюзен покачала головой:
– Мне теперь уже все равно, знает ли он о наших с Эдди разговорах. Но Белла просто послала письмо по Сети. Мы не разговаривали.
Эстер подала ей кружку; мать отпила глоток и вздохнула.
– А ты хочешь переехать в общежитие, – проговорила она.
Эстер молча кивнула, чувствуя себя виноватой в том, что бросает мать.
– Наверное. Не знаю.
– Думаю, это хорошая мысль. Во всяком случае, попытаться стоит.
– Правда?.. А он, ну, понимаешь, он не…
– Да, – подтвердила Сьюзен. – Ну и что?
– Я правда хочу уйти.
– Так иди.
– А он не должен одобрить заявку?
– Нет. Тебе уже шестнадцать. Ты совершеннолетняя. Так гласит Кодекс Общества.
– Я не чувствую себя совершенной.
– Ничего. Ты справишься.
– Просто когда он впадает в раж, знаешь, словно он должен все контролировать, а то все пойдет вразнос – я сама вразнос иду.
– Знаю. Но он переживет. Даже гордиться будет, что ты так рано начала самостоятельную жизнь. Только пусть покипит и сбросит пар.
* * *
Изя их удивил. Он не стал кипеть и взрываться. Требование Эстер он встретил спокойно.
– Конечно. После пересадки глаз.
– После?..
– Ты же не собираешься начинать взрослую жизнь с инвалидностью, от которой можешь избавиться. Это просто глупо, Эстер. Ты хочешь независимости – значит тебе нужно здоровое тело. Обрети зрение – и лети. Ты думаешь, я стану тебя удерживать? Дочка, да я мечтаю отправить тебя в свободный полет!
– Но…
Изя молчал.
– А она готова? – поинтересовалась Сьюзен. – Или врачи придумали что-нибудь новенькое?
– Тридцать дней иммуносупрессивной подготовки – и можно пересаживать оба глаза. Я вчера поговорил с Диком после заседания Совета по здоровью. Завтра можно будет пойти и выбрать пару.
– Выбирать глаза? – переспросил Ной. – Жутики какие!
– А что… а что, если я не захочу? – спросила Эстер.
– Не захочешь? Не захочешь видеть?
Эстер отвела взгляд. Сьюзен молчала.
– Тогда ты подчинишься страху. Это естественно, но недостойно тебя. И ты всего лишь отнимешь у себя самой несколько недель или месяцев ясного зрения.
– Но я уже совершеннолетняя. Я могу выбирать сама.
– Можешь и выберешь. И ты сделаешь разумный выбор. Я уверен в тебе, дочка. Докажи мне, что я уверен не зря.
Иммуносупрессивная подготовка оказалась едва ли не хуже деконтаминации. Бывали дни, когда Эстер ничего, кроме машин и трубок, не видела. Бывали, однако, и такие, когда она чувствовала себя почти человеком и радовалась, когда скуку разгоняли визиты Ноя.
– Эй, – сказал он, – ты слышала про старуху? Ее все в Городском видели. Началось с того, что закричал ребенок, потом его мать увидела, а потом вообще все. Говорят, она такая сморщенная; старенькая, вроде как азиатка, знаешь, с раскосыми глазами, как у Юкио и Фреда, но скрюченная, и ноги у нее кривые. Она ходит там и вроде бы собирает мусор с палубы, только никакого мусора там нет, и складывает в мешок. Если к ней подойти, она пропадает. И еще у нее во рту ни единого зуба нет!
– А обожженная еще ходит?
– Ну, во Флориде заседал какой-то женский комитет, и тут за столом появляются еще трое, и все черные. Поглядели и пропали.
– О-о, – выдавила Эстер.
– Папа назначил себя в Аварийный комитет, там все больше психологи. Разрабатывают теорию массовых галлюцинаций, сенсорных деприваций и все такое. Он тебе сам все расскажет.
– Да, уж он расскажет.
– А, Эся…
– Эся-меся.
– Они уже… то есть я хочу сказать… ты уже…
– Да, – ответила она. – Вначале вынимают старые. Потом ставят новые. Потом соединяют нервы.
– Ой!
– Вот-вот.
– А тебе правда придется выбирать…
– Нет. Врачи мне найдут наиболее совместимые генетически. Уже подобрали пару отличных еврейских глаз.
– Что, точно?
– Да нет, шучу. Не знаю.
– Хорошо станет, когда ты будешь ясно видеть, – проговорил Ной, и впервые Эстер услыхала в его голосе хрипотцу, как у гобоя, первый надлом.
– Слушай, у тебя есть запись «Сатьяграхи»?[65] Я хочу послушать.
Оба, и брат и сестра, разделяли страсть к опере двадцатого века.
– Не вижу в этом игры ума, – заявил Ной голосом отца. – Полное безмыслие.
– Ага, – согласилась Эстер. – И все на санскрите.
Ной включил запись последнего акта. Эстер закрыла глаза. Высокий и чистый голос тенора выпевал летящие ноты – все выше, выше, как горные пики над облаками.
– Есть повод для оптимизма, – сказал врач.
– Что вы хотите сказать? – поинтересовалась Сьюзен.
– Что они ничего не гарантируют, Сью, – пояснил Изя.
– Почему?! Обещали, что это простая операция!..
– В обычном случае…
– А такие бывают?
– Да, – отрезал доктор. – Этот случай необычен. Операция прошла идеально. Подготовка – тоже. Но реакция пациентки позволяет предположить возможность – маловероятную, но все же – частичного или полного отторжения.
– Слепоты.
– Сью, ты знаешь, даже если она отторгнет эти трасплантаты, можно попробовать снова.
– Вообще-то, электронные импланты могут оказаться функциональнее. Сохраняются зрительная функция и ориентация в пространстве. А для периодов бездействия зрения есть съемные
