– Так что у нас есть поводы для оптимизма, – прошептала Шошана.

– Осторожного оптимизма, – уточнил доктор.

– Я позволила тебе сделать это, – сказала Сьюзен. – Позволила, а могла остановить.

Она выдернула руку и свернула в поперечный коридор.

Изе пора было в доки, давно пора, но, вместо того чтобы двинуться от Центра здоровья прямо вниз, он направился к самой дальней лифтовой шахте, через весь Городской пейзаж. Ему нужно было побыть одному, подумать. Одну даже операцию Эстер тяжело было перенести, а еще эта массовая истерия, и если Сьюзен его подведет… Изе мучительно, страстно хотелось побыть в одиночестве. Не сидеть с Эстер, не говорить с докторами, не спорить со Сьюзен, не идти на заседание комитета, не выслушивать, как истерики пересказывают свои галлюцинации, – только побыть в одиночестве, перед терминалом ЭМ, ночью, в покое.

– Только глянь, – произнес высокий мужчина, Лакснесс из ЭВАК, остановившись рядом с Изей и вглядываясь во что-то. – Что будет дальше? Как по-твоему, Роуз, что творится?

Изя проследил за направлением его взгляда. Мальчишка переходил коридор-улицу от одного кирпично-каменного фасада к другому.

– Мальчишка?

– Да господи, посмотри на них.

Ребенок уже ушел, а Лакснесс все смотрел, по временам сглатывая, точно его тошнило.

– Мортен, он ушел.

– Должно быть, это из районов голода, – отозвался Лакснесс, не меняясь в лице. – Знаешь, в первые пару раз я думал, что это голографические проекции. Решил, что это кто-то вытворяет, – знаешь, может, у связистов крыша поехала или еще что.

– Мы исследовали эту возможность, – заметил Изя.

– Ты на их руки глянь. Господи!

– Мортен, там никого нет.

Лакснесс глянул на него:

– Ты ослеп?

– Там никого нет.

Лакснесс смотрел на него, точно сам Изя был галлюцинацией.

– Теперь мне кажется, что это наша вина, – сказал он, переводя взгляд на то, что мерещилось ему посреди площади. – Но что нам делать? Не знаю.

Внезапно он шагнул вперед и замер с тем разочарованным выражением, которое Изя привык уже видеть на лицах тех, чьи галлюцинации рассеивались.

Изя прошел мимо. Он хотел сказать что-нибудь Лакснессу, но не мог придумать что.

Проходя по коридору, он ощутил странное чувство – точно он проталкивается через некую субстанцию или, может быть, толпу, неощутимую, не мешающую идти. Только множество не-прикосновений к рукам, к плечам, как тысячи электрических уколов, дыхание в лицо, неощутимое сопротивление. Изя добрел до лифтов и спустился в доки. Кабина была переполнена, но Изя ехал в ней один.

– Привет, Изя. Видел уже привидения? – весело приветствовал его Эл Бауэрман.

– Нет.

– Я тоже. Даже неловко. Вот распечатка по моторному отделению, с новыми данными.

– Морт Лакснесс только что бредил в Городском. Вот уж кого не назвал бы истериком.

– Изя, – укорила его Ларейн Гутьеррес, помощник механика, – при чем тут истерика? Эти люди здесь.

– Какие люди?

– С Земли.

– Мы все, сколько я помню, с Земли.

– Я о тех людях, которых все видят.

– Я не вижу. Эл не видит. Род не…

– Видел уже, – пробормотал Род Бонд. – Не знаю. Это бред какой-то, Изя, я знаю, но эта толпа, которая вчера заполонила коридор Пуэбло, – я знаю, через них можно пройти, но все их видят – они точно стирали белье и полоскали в реке. Вроде старой ленты по антропологии.

– Массовый психоз…

– …Ничего общего с этим не имеет, – отрезала Ларейн. В голосе ее прорезались визгливые нотки. «Она выходит из себя, – подумал Изя, – стоит с ней не согласиться». – Эти люди здесь, Изя. И с каждым днем их все больше.

– Итак, станция полна настоящих людей, сквозь которых можно пройти насквозь?

– Хороший способ избавиться от тесноты, – с застывшей улыбкой подтвердил Эл.

– И то, что видите вы, реально, даже если я этого не вижу?

– Не знаю я, что ты видишь, – огрызнулась Ларейн. – И не знаю, что тут настоящее. Я знаю, что они – здесь. Не знаю, кто они; может, это мы выясним. Те, кого я видела вчера, были как будто доисторические, все в шкурах, но они были даже красивы – люди, конечно, а не шкуры. Не изголодавшиеся и очень внимательные, наблюдательные такие. Мне показалось даже, что не только мы их, а и они нас видят, но в этом я не уверена.

Род согласно кивал:

– Ага, а потом вы с ними разговаривать начнете. Привет, ребята, добро пожаловать на ОСПУЗ.

– Пока что, если подойти, они куда-то пропадают, но к ним можно приблизиться все больше, – серьезно ответила Ларейн.

– Ларейн, – медленно проговорил Изя, – ты сама себя слышишь? Род? Слушайте, если я приду и скажу: «Эй, ребята, знаете что, тут трехголовый пришелец телепортировался с летающей тарелки, так что…» Что? Вы его не видите? Ларейн, не видишь? Род? Не видите? А я вижу! И ты видишь, Эл, правда? Видишь трехголового пришельца?

– А как же, – ухмыльнулся Эл. – Маленького и зелененького.

– Вы нам верите?

– Нет, – ответила Ларейн сердито. – Потому что вы врете. А мы – нет.

– Тогда вы сошли с ума.

– Отрицать то, что я и все остальные видим своими глазами, – вот это безумие.

– Эй, онтологические споры, конечно, жутко интересны, – прервал их Эл, – но нам уже двадцать пять минут как следовало заняться отчетом по моторному отсеку.

* * *

Той ночью, работая за терминалом, Изя вновь ощутил мягкое электрическое покалывание в руках, стеснение, шепоток за пределом слышимости, запах пота, а может, мускуса или человеческого дыхания. Он стиснул голову руками, потом поднял взгляд к терминалу электронного мозга и пробормотал, словно обращаясь к нему: «Не допусти этого. У нас нет другой надежды».

Но экран был пуст, а недвижный воздух лишен запаха.

Изя еще поработал немного, потом отправился спать. Его жена лежала рядом в ночной тишине – и все же дальше самых далеких планет.

А Эстер лежала в больнице, в вечной тьме. Нет, не вечной. Временной. Целительной тьме. Она будет видеть.

– Что ты делаешь, Ной?

Мальчик стоял у кухонной мойки, зачарованно глядя на стоящую в раковине воду.

– Смотрю на золотых рыбок, – ответил он. – Их выплюнуло из крана.

– Вопрос заключается в следующем: до какой степени концепция иллюзии может описать интерактивную сцену, воспринимаемую совместно несколькими наблюдателями?

– Ну, – заметил Хайме, – сама интерактивность может быть частью иллюзии. Вспомним Жанну д’Арк и ее голоса.

Но в его собственном голосе не было убежденности, и Елена, ставшая лидером Комитета по чрезвычайной ситуации, задала резонный вопрос:

– Может, еще пригласим наших гостей на это заседание?

– Стойте, стойте, – перебил ее Изя. – Вы говорите «воспринимаемую совместно». Но она же не воспринимается совместно. Я ее не вижу. Есть и другие, кто