— Сделаем так. Я постараюсь сделать, что нужно. Когда пойму, что достигла критичного порога — остановлюсь. Тело ты заморозишь.

— На станции есть для этого аппаратура.

— Именно, об это и речь. Если мне не удастся до этого момента добыть нужное, то тело можно будет доставить в Храм и пусть попробуют те, кто знают и умеют это лучше.

— Ты же сама сказала, что его разум будет разрушен.

— Не разум сам по себе, а скорее личность, что в нём есть. И не полностью, а как признак именно её полноценного качества. Не то, чтобы он станет девственным сознанием, но весьма близко к тому.

— Смысл тогда возится?

— Разум, душа и сознание — довольно сложные понятия. Тут нужен специалист, чтобы ответить — имеет ли это смысл, или нет. Можно ли восстановиться после такого или просто извлечь что-то ещё, либо нет.

— А ты не такая, — констатировал я очевидное.

— Нет. У меня слишком специфические и узкого профиля знания в этой области. Потому стоит подстраховаться. Если он действительно знает, где находится главная база Сидиуса...

— Скорее всего. Да и стал бы тот заморачиваться с этим вуки в плане ментальных блоков, если бы это было не так? Вообще, я полагала, что на разум вуки невозможно нормально воздействовать через силу.

— Это заметно сложнее чем на большинство прочих, но всё же возможно. Лично мне известна, лишь одна раса, чьи мозги слишком сложны для такого воздействия.

— Хатты, — заметил я, хотя знал ещё одну расу, почти вымершую. Семья которых охраняла моих детей в их детстве.

— Да. Возможно есть кто-то ещё, я не особо интересовалась.

— Хорошо. Так и поступим, — после пары минут размышлений, резюмировал я.

Мы оба уставились, на размеренно и редко посапывающего вуки, чья участь была решена, а шансы на жизнь опустились на уровень статистической погрешности.

Я смотрел на него и думал. В последнее десятилетие я немало сошёлся с расой вуки. Те несколько сотен тысяч, что я притащил к себе, показали себя более чем достойно. Это были искренние и честные ребята. На моё хорошее к ним отношение, они отвечали соразмерно и более того. Да, у их расы были свои минусы и попадались мерзавцы, но в целом я полюбил этих волосатиков — достойные ребята.

Так что лежащий передо мной, был мне пусть и меньше, но тоже симпатичен и в общем-то ни в чём особо не виноватым, парнем. И меня хоть и полагали жестким и местами бессердечным к врагам правителем, зачерстветь в полной мере, я вовсе не успел. Да и не хотел этого, лелея каждую каплю человечности, которых всё меньше у меня оставалось. Самое пожалуй сложное, получив значимую власть, остаться именно человечным не утерять мораль.

Впрочем, есть приоритеты, которые выше. Я узнаю, где логово Сидиуса, даже если мне придётся выпотрошить этого бедолагу Чубакку. А потом пожалею его, как и убитого моими людьми харизматика Соло.

***

(позднее)

Асока справилась. Не полностью, но данных хватило. От операции правда осталось неприятное послевкусие. Чубакку более не нужно было фиксировать. Пустой взгляд, будто смотришь в бездну, вызвал у меня дрожь по спине, и заставил сжаться сердце невпопад, когда я впервые это увидел. Асока будто стёрла всё живое и разумное, что обычно ярко блестело в глазах этого молодого вуки. В процессе, явно начав идти наобум и от того, чуть не заблудившись в том, что делала.

Хоть мы и предполагали нечто подобное до начала, но я и не думал, что это так сильно меня зацепит. Разумно было бы это тело, а назвать это по другому, хоть оно и всё ещё живое, просто не получалось — утилизировать. Однако, для самоуспокоения своей совести, я всё же заморозил бедолагу вуки в карбоните и отложил до момента, когда окажусь на Корусанте.

— Извини парень, если получится тебя вернуть, я постараюсь это сделать... если там, вообще осталось что возвращать, — пробормотал я, чувствуя себя, будто заляпался в чём-то нехорошем.

Вот странно, за долгие годы правления и даже до того, я совершал немало поступков сомнительных с точки зрения морали. Пролил столько крови — прямо или косвенно, что вроде бы давно стоило очерстветь. По маленькому шажку, постоянно отодвигая грань допустимого чуть-чуть дальше. Возможно, заглянув в пустые глаза Чубакки, я внезапно осознал, что прошёл очень долгий путь по дороге «благих намерений». Настолько, что на краю моего обоняния уже стал чувствоваться запах серы.

И эта пустота стала если и не последней соломинкой на моём горбу, но определённым рубежом, после которого я стал осознавать, насколько же сильно изменился за несколько десятилетий новой жизни в кардинально отличных от прошлых обстоятельствах. Я стал слишком легко лить кровь, переступая через препятствия, совершая поступки, всё более сомнительные с точки зрения морали.

А может это старость? Я прожил в той жизни почти тридцать семь лет, и в новой уже тридцать два года. Последние тринадцать лет активно правя всё более крупным объединением. И обе мои жизни были насыщены действиями — особенно вторая, а от того год можно легко считать за два, минимум. Большинство обычных людей никогда не вместят во всю свою жизнь столько событий и выборов, сколько это уже выпало на мою.

Есть «усталость» металла, возможно, у меня настало схожее утомление Подкравшееся неожиданно для меня. Точнее — внезапно осознанное. Что с этим делать мне пока было непонятно. Возможно это пройдёт, а может и нет. Тогда стоит подумать о приемнике. Править с таким багажом — дело неправильное и просто безответственное.

А может дело усугубило то, что Хан Соло с Чубаккой, были единственными кто мне нравился в саге, когда она была для меня, лишь немного аляповато слепленной, но зрелищной сказкой. И их я, походя, даже не мучаясь сомнениями, списал в утиль.

Однако сейчас важнее было текущее. И тут мне нужны были союзники. Пусть мои дети и быстро повзрослели, полагая себя нынче уже вполне самостоятельными, отстаивая право самим выбирать, что и как делать в своей жизни. Но оставлять их наедине с таким противником, который положил на них глаз — я не считал приемлемым. А значит, невзирая на все моральные терзания, внезапно на меня свалившиеся, решил бить на смерть первым.

***

(Неделю спустя. Где-то)

Среди переплетённых корней уже пару минут раздавались глухие матюки и непонятная возня. Комок тонких корней вспух и