"Что говорить о состоянии Англии, — писал один из корреспондентов епископа Беккингтона, — ее народ и правители разделены, а стране угрожает вторжение французов, шотландцев и других народов". В феврале 1452 г. Ричард Йорк двинулся на Лондон, собирая по пути сторонников. Он обнародовал манифест, адресованный главным городам Англии, который был рассчитан на использование царивших настроений стыда и страха.

Я полагаю, что вам хорошо известно, как по опыту, так и по общепринятому мнению во всем христианском мире, какое мужество и честь приписывались всеми народами народу этого королевства, когда его суверенный государь обладал королевством Франция и герцогством Нормандия; и какое унижение и бесчестие было нанесено английскому народу потерей всего этого, [особенно] герцогом Сомерсетом, когда он командовал и управлял там. Эта потеря привела к тому, что враги короля завоевали и получили Гасконь и Гиень, и теперь они ежедневно продвигаются вперед, чтобы осадить Кале… и таким образом вторгнуться в нашу страну с большой силой.

Йорк заявил о своем намерении сместить герцога Сомерсета, "так как этот герцог всегда понукает и управляет личностью короля". Он призвал своих сторонников присоединиться к нему с "таким количеством добрых и надежных людей, которых вы можете собрать для исполнения вышеупомянутого намерения"[1009].

Вторая попытка герцога Йорка сместить министров Генриха VI провалилась, как и первая. Правительство решило не созывать Парламент при нынешнем настроении в стране, несмотря на острую нужду в деньгах. На Большом Совете, состоявшемся в Вестминстере в январе 1452 г., пэры сплотились, как и годом ранее. Лондонцы были самыми сильными союзниками Йорка в 1450 г., но в 1452 г. городская корпорация подчинилась королевскому приказу и закрыла перед герцогом ворота. Йорк переправился через Темзу у Кингстона и прошел в Кент, где рассчитывал найти массовую поддержку. Но Кент после волнений и репрессий 1450 г. не хотел участвовать в еще одном восстании. Король собрал большую армию из своих приверженцев и сторонников лояльных пэров. В начале марта эта армия расположились лагерем в Блэкхите, а оттуда двинулась к Уэллингу, преграждая Йорку путь к столице. Армия Йорка подошла к Дартфорду, расположенному в пяти милях, где остановилась и построилась в боевой порядок. Делегация из армии короля подъехала к рядам противника для переговоров. Герцог Йорк представил ей свои обвинительные статьи против герцога Сомерсета. В основном они касались ведения войны Сомерсетом на континенте. Йорк возлагал на него личную ответственность за потерю Нормандии, которая, по его мнению, сделала возможным завоевание Францией Гаскони. Он обвинил Сомерсета в том, что тот добился полной компенсации своих потерь в Мэне, но при этом присвоил средства, предназначенные для компенсации другим. Переходя к текущей ситуации, он осудил недавнее назначение Сомерсета капитаном Кале. По мнению Йорка, истинная цель Сомерсета — продать Кале герцогу Бургундскому, так же как он продал Нормандию королю Франции.

Герцог Йорк очень высоко расценивал свои аргументы, но в итоге все закончилось поражением. Обвинения против герцога Сомерсета были переданы на рассмотрение комиссии арбитров, состоящей из союзников Сомерсета, которая так и не вынесла решения. Сам Йорк был вынужден принести унизительную публичную клятву в соборе Святого Павла в Лондоне, признав ошибочность своих действий. После этого он был изгнан в свои поместья. Большинство его последователей было помиловано, но не раньше, чем они прошли через показательные судебные процессы, а в некоторых случаях и длительное тюремное заключение. Волнения, спровоцированные восстанием Йорка, продолжались до конца года, выливаясь в заговоры и отдельные локальные восстания, которые были решительно подавлены. Герцог Сомерсет уже прочно удерживал власть, когда два события в войне с Францией ослабили на него публичное давление. Одним из них стал отказ французского короля от планов наступления на Кале и снятие угрозы вторжения в Англию. Другим, более драматичным и неожиданным поворотом событий, стало возвращение англичанами большей части Гаскони[1010].

* * *

Карла VII, как и многих других французских правителей до и после него, манила Италия. В ходе войн с Англией некогда мощные позиции Франции на Итальянском полуострове рухнули. Принцы Анжуйского дома были изгнаны из Неаполя арагонцами. Генуя, долгие годы находившаяся под протекторатом Франции, сбросила зависимость. По счастливой случайности напряженность в отношениях между ведущими итальянскими государствами открыла новые возможности для вмешательства Франции в дела Италии как раз в тот момент, когда Карл VII завершил завоевание английских владений во Франции. В феврале 1452 г. французский король заключил военный союз с Флоренцией и Миланом, старыми врагами, которых сблизила агрессивная экспансия Венецианской республики на востоке и арагонского Неаполитанского королевства на юге. В мае, спустя всего три месяца после подписания договора, Карлу VII пришлось его выполнять, когда началась война между двумя его союзниками и Венецией. В течение летних месяцев он начал концентрировать свои силы в Лионе с целью вторжения в Савойю и Северную Италию. Планы осады Кале были сначала отложены, а затем отменены. Внезапное ослабление угрозы позволило англичанам перераспределить силы, собранные для обороны города. В конце июня 1452 г. Совет принял решение направить в Гасконь сэра Джона Толбота с армией в 5.000 человек ее для отвоевания. Старому вольному капитану сэру Роджеру Камойсу было поручено сопровождать его в качестве нового сенешаля[1011].

Вдохновителями для последней военной кампании Столетней войны послужила небольшая группа гасконских изгнанников, собравшихся вокруг Пей дю Таста в Лондоне. Некоторые из них прибыли в Англию вместе с ним в составе его делегации. После падения Бордо к ним присоединились другие, прибывшие в Англию с намерением вернуться на родину с английской армией. Весной 1452 г. эти люди вступили в контакт с видными гасконскими дворянами, в том числе с капталем де Бюшем и его сыном в Арагоне и Пьером де Монферраном в Бордо, которые обещали свою поддержку в завоевательной кампании. В какой-то момент делегация неназванных гасконцев отправилась в Англию, чтобы присоединить свой голос к голосам изгнанников в Лондона[1012].

Мы не знаем, насколько широко разделялись устремления этих заговорщиков, но они не смогли бы добиться такого успеха, если бы не имели значительной поддержки в самой Гаскони. Гасконцы обладали сильным чувством региональной идентичности, усиленным политическими и торговыми связями с Англией, которые сохранялись на протяжении столетий. Их отношение к Англии было скорее практическим, чем эмоциональным. Привлекательность английского правления заключалась в том, что оно было отдаленным и слабым, что позволяло им иметь высокую степень автономии. Английское правительство в герцогстве никогда не было поистине английским. Главные должностные лица были англичанами, но их советники, судьи и чиновники были коренными гасконцами. Сменившее его французское правительство больше походило на оккупационную власть, чем английское. Граф Клермонский стал лейтенантом Карла VII в Гиени, а молодой бретонский рыцарь Оливье де Коэтиви — сенешалем. Жан Бюро был назначен мэром Бордо, а Жан ле Бурсье — мэром Байонны.