— Мне приходится. — Тернер тяжело дышал прямо Хардингу в ухо. — Это мой единственный шанс. Я поставил жизнь на кон. И я выиграю. Ты бы уже включил излучение, если бы мог. Но сам-то ты потом как, Мэйолл? Да ладно. Сначала я хочу узнать, что это за игра. Хардинг, не двигайся! — Он немного встряхнул пленника. — Мне нужны ответы! Ты что, в сговоре с Мэйоллом? Зачем ты приехал, если знал, что не сможешь защититься от него? Если вы не вместе, тогда я не…

Мэйолл сделал резкое, непроизвольное движение отторжения:

— Думаешь, я могу с ним работать? Думаешь, я могу ему опять доверять?

— Заткнись! — велел Тернер. — Нет, стой, Мэйолл!

Лезвие ножа дрожало у горла Хардинга. Мэйолл застыл, не донеся микрофон до рта, глядя на нож, борясь с гипнотическим внушением.

Последнее, что увидел Хардинг, — как двигаются тонкие губы Мэйолла. Тот что-то шептал в микрофон. И упала тьма — полная слепота, внезапная и абсолютная.

Во второй раз за десять минут у Хардинга появилось стойкое ощущение, будто он только что умер. Сначала ему пришло в голову, что нож пронзил ему горло и слепота — первый признак отказа чувств перед наступающей смертью. Но слышать он по-прежнему мог. На отдаленном берегу шептал прибой. Над головой мяукали невидимые чайки, а возле самого уха прервалось сиплое дыхание Тернера.

Осязание тоже не оставило Хардинга. На щеке лежал теплый солнечный луч, а толстая рука Тернера поперек горла вдруг дрогнула. Тернер заворчал, и хватка немного ослабла.

И тут все реакции Хардинга обострились. Мэйолл каким-то образом дал ему этот миг, чтобы спастись, если получится. Хардинг примерно представлял, что случилось. Фокусы с излучением ему были знакомы, а отсутствие вибрации, наверное, запрограммировала команда, которую Мэйолл произнес в микрофон. Зрение было нейтрализовано излучением специально подобранной частоты. Только зрение, потому что инфракрасное излучение от солнца на своем лице Хардинг ощущал по-прежнему. Если бы Мэйолл имел аппарат инфракрасного видения, Хардинг был бы как на ладони.

Он обо всем этом подумал где-то в углу сознания, а тело прыгнуло почти по собственному почину, как раз в тот миг, когда реакции Тернера замедлились. Правая рука Хардинга ударила вверх и вперед — внутрь сгиба той руки Тернера, которая прижимала нож к горлу. Давление лезвия ослабло, и Тернер застонал. Локоть Хардинга тут же ударил его в солнечное сплетение. Секунду они вслепую боролись, потом Хардинг вырвался.

Затрещали кусты, и по земле затопотали, удаляясь, тяжелые шаги, — это Тернер, отчаянно хватая ртом воздух, вслепую шел куда-то. Хардинг стоял без движения, тяжело дыша, ощущая теплое солнце на лице, но видя перед глазами только полную и абсолютную темноту.

Эта самая абсолютная темнота подсказала ему: наверное, над островом есть крыша. На открытом воздухе создать такую темноту почти невозможно. По всей вероятности, над Акасси возвышается некий неощутимый купол ионизирующего излучения — такого, которое можно менять по своей воле, чтобы оно отражало излучения любой частоты, как результат расчета угла падения, который можно сделать и в уме. Где-то на острове должно быть устройство, дающее нужную частоту, отсекающее световое излучение от горячего, но сейчас невидимого тропического солнца.

После долгой паузы из темноты раздался голос Мэйолла:

— Эд, ты в порядке?

Хардинг рассмеялся, услышав в вопросе оттенок надежды:

— Разочарован?

Мэйолл шумно выдохнул:

— Я надеялся, что он тебя достанет. Я делал что мог, но молился, чтобы нож тебя поранил. Тогда я мог бы взяться за Тернера.

— И не думай, — с угрозой ответил Хардинг. — Джордж, включи-ка свет. Но Тернера не убивай. Сначала я должен с тобой поговорить. Если он умрет, вся шпионская сеть, которую он контролирует, распадется, а нам она может еще понадобиться. Ты меня слышишь?

— Слышу.

Темнота перед глазами Хардинга приобрела малиновый цвет, задрожала, рассыпалась на части и пропала. День сиял ослепительно. Хардинг поднял руку, чтобы прикрыть глаза, и между пальцами увидел сардоническую улыбку Мэйолла — уголки рта у него загибались вниз.

Мэйолл поднес ко рту микрофон и начал говорить в него, не сводя взгляда с Хардинга:

— Двенадцатый сектор. Двенадцатый? Это Мэйолл. К вам по холму идет некий толстяк. Убейте его, как только увидите.

Он опустил микрофон и показал Хардингу зубы:

— Тебе осталось жить минут пятнадцать. Как раз пока я соберу команду и мы решим, как с тобой покончить. Может быть, одному мне не удастся. Но всякие могут быть варианты. И я какой-нибудь найду.

— Если убьешь Тернера, тебе самому будет хуже.

— Так это мне. Я сам отдаю здесь приказы. Ему не удастся уйти. — Тут Мэйолл рассмеялся. — Этот остров — живой. Это организм с реакциями, с собственными органами чувств и ионизированной кожей. Датчики у меня расставлены по всему острову. Они могут обнаружить все, что угодно, вплоть до ионов металлов, и передать сигналы в… в центр управления. Я установил нормативные значения для всех показателей, и любое отклонение поднимет тревогу. Тернер теперь как блоха на собаке. Каждую секунду остров знает, где он находится.

— Он нам понадобится.

— Ты скоро умрешь. Тебе уже ничего не понадобится.

— Ты ведь, Джордж, — Хардинг рассмеялся, — никогда особой практичностью не отличался? Ты всегда был парень способный, но слишком много рассуждал. Тебе в команде нужен такой человек, как я. Тернер тебя не продырявил только по чистой случайности. И благодаря мне. Ты посмотри на себя — стоишь тут, невооруженный. С чего ты решил выйти именно так? А вдруг на острове кишат молодчики Тернера?

Мэйолл растянул свои тонкие губы в какой-то вывернутой наизнанку усмешке.

— Эд, у тебя бывают галлюцинации? — спросил он вдруг очень тихим голосом. — Наверное, именно поэтому тебя и выперли из команды. Слышишь голоса из ниоткуда? Эд, посмотри на меня. Ты уверен, что я настоящий? Уверен?

Высокая, тощая и сутулая фигура стояла под лучами еще целую секунду, а потом Мэйолл улыбнулся и… начал таять.

Сквозь него стали видны деревья. Серебряный снаряд космического корабля проступил на том месте, где находился призрак Джорджа Мэйолла. Призрак стал совсем тусклым и растворился…

Мэйолл тихо и неприятно рассмеялся из ниоткуда.

Где-то глубоко в груди Хардинг ощутил тугой холод. Этого не может быть. Ему все приснилось или…

— Хорошо, Джордж, — сказал он, стараясь не выдать своей растерянности. — Я понял. Ну и где же ты на самом деле? Я знаю, что где-то недалеко. Нельзя проецировать трехмерное изображение дальше чем на сотню футов без экрана или на пятьсот, если есть промежуточные передатчики. Давай прекратим игры.

Мэйолл тоненько засмеялся — внизу, в кустах, сразу со всех