Искренне задетый, Помпей умоляюще посмотрел на своего друга.

— Варрон, Варрон! Я заслуживаю консульства!

— Ты заслуживаешь быть распятым!

Оппозиция всегда ожесточала Помпея. Варрон видел, как появляется лед. И, как всегда, это лишало его мужества. Поэтому он сказал, пытаясь вновь обрести почву под ногами:

— Извини, Магн, я погорячился. Я беру свои слова обратно. Но, конечно, ты понимаешь, какие ужасные вещи ты делаешь! Чтобы Республика не погибла, каждый влиятельный гражданин обязан соблюдать конституцию. То, о чем ты просишь Сенат, идет вразрез со всеми принципами mos maiorum. Даже Сципион Эмилиан не заходил так далеко, а он — потомок Сципиона Африканского и Павла!

Но стало только хуже. Помпей вскочил, цепенея от ярости.

— Уходи, Варрон! Я понимаю, что ты говоришь! Если принц крови не заходил настолько далеко, как смеет простой смертный из Пицена добиваться такого? Я буду консулом!

* * *

Эффект памятного совещания Сената, произведенный на Марка Теренция Варрона, был ничем по сравнению с тем впечатлением, которое оно произвело на Марка Лициния Красса. Ему обо всем рассказал Цезарь, который после закрытия заседания задержал Квинта Аррия и других сенаторских легатов, хотя Луций Квинтий пытался его отговорить.

— Позвольте мне рассказать ему, — попросил Цезарь. — Вы все слишком возбуждены и только расстроите его. Он должен оставаться спокойным.

— Нам даже не дали слова! — воскликнул Квинт, хватив кулаком по ладони. — Эта verpa Орест давал слово всем, кто пользовался его милостью, а потом закрыл совещание, и мы не успели ничего ответить!

— Знаю, — терпеливо отозвался Цезарь, — и будьте уверены, на следующем заседании у нас будет шанс. И следующий раз нам первым дадут слово. Орест сделал одну умную вещь: все пришли в ярость, и он закрыл заседание. Ничего не решено! Поэтому разрешите мне рассказать Марку Крассу, пожалуйста.

Хотя и неохотно, легаты разошлись по домам, позволив Цезарю пойти на Марсово поле в лагерь Красса. О содержании заседания уже знал весь Рим. Когда Цезарь пробирался сквозь толпу на Нижнем Форуме, он слышал обрывки разговоров, основной темой которых была возможная гражданская война. Помпей хочет быть консулом — Сенат не разрешит этого — Красс не получит землю — пора Риму преподать заслуженный урок этим самоуверенным командующим — какой ужасный этот Помпей — и так далее…

— Ну вот и все, — закончил рассказ Цезарь.

Красс с каменным лицом слушал краткое изложение событий, и теперь, когда Цезарь замолчал, лицо его сохранило ту же маску. Некоторое время он безмолвствовал, только смотрел в открытый полог в стене палатки на спокойную красоту Марсова поля. Наконец Красс показал на пейзаж и, не оборачиваясь, обратился к Цезарю:

— Красиво, правда? И не подумаешь, что такой отстойник, как Рим, находится меньше чем в миле отсюда.

— Да, красиво, — искренне согласился Цезарь.

— А что ты сам думаешь о приятных событиях в Сенате?

— Я думаю, — тихо сказал Цезарь, — что Помпей поймал тебя за яйца.

Это вызвало улыбку, потом тихий смех.

— Ты абсолютно прав, Цезарь. — Красс указал на стол, заваленный денежными мешками. — Знаешь, что это такое?

— Несомненно, это деньги. Больше ничего не приходит в голову.

— Это все деньги, которые задолжали мне сенаторы, — сказал Красс. — Всего пятьдесят возвратов.

— А голосуют в Палате меньше пятидесяти.

— Именно.

Красс без усилий повернулся вместе с креслом, положил ноги на эти мешки, откинулся на спинку и вздохнул.

— Как ты говоришь, Цезарь, Помпей поймал меня за яйца.

— Я рад, что ты спокойно к этому относишься.

— А что толку бесноваться? Это не поможет. Я ничего не мог изменить. Что важнее, может ли что-нибудь изменить ситуацию?

— Если иметь в виду яйца, то да. Ты еще в состоянии действовать в рамках, которые установил Помпей. У тебя остался некоторый простор для маневра, даже если твои бедные старые яйца оказались в чьей-то волосатой руке, — усмехнулся Цезарь.

— Да, конечно. Кто бы подумал, что Помпей такой умный?

— О, он умный. Но ум у него дикий. И это не политическая уловка, Красс. Сначала он оглушил тебя молотком, а потом поставил условия. Будь у него хоть малейшее политическое чутье, он сначала пришел бы к тебе и сообщил о своих намерениях. Тогда это можно было бы организовать мирно и спокойно, не ввергая Рим в лихорадку ожидания еще одной гражданской войны. Беда Помпея в том, что он понятия не имеет, как думают другие люди или как они отреагируют.

— Вероятно, ты прав. Полагаю, все дело в том, что Помпей в себе не уверен. Если бы он не сомневался в том, что сможет сам заставить Сенат разрешить ему стать консулом, он пришел бы ко мне, прежде чем что-то предпринимать. Но для него я значу меньше, чем Сенат, Цезарь. Это Сенат он должен склонить на свою сторону. И я — его инструмент. Какое ему дело, если сначала он меня оглушит? Он поймал меня за яйца. Если я хочу земли для моих ветеранов, я должен информировать Сенат, что он не может рассчитывать на меня, чтобы противостоять Помпею.

Красс передвинул ноги на столе. Мешки с деньгами звякнули.

— И что же ты будешь делать?

— Я намерен, — сказал Красс, снимая ноги со стола и вставая, — послать тебя к Помпею прямо сейчас. Мне не нужно говорить тебе, что ты должен сказать. Договаривайся, Цезарь.

И Цезарь ушел договариваться.

«Хоть одно несомненно, — думал он, — что оба полководца сидят по своим палаткам». До триумфа или овации ни один командующий не мог переступить померий, чтобы пойти в город. Ибо переступить померий означает автоматически снять с себя полномочия командующего, тем самым лишаясь триумфа или овации. Так что если легаты, трибуны и солдаты имели право уходить и приходить, когда захотят, сам военачальник обязан оставаться на Марсовом поле.

Конечно, Помпей был дома — если палатку можно назвать домом. Его старшие легаты Афраний и Петрей находились с ним. Они с интересом уставились на Цезаря. Они кое-что слышали о нем — пираты и все такое — и знали, что он награжден гражданским венком в возрасте двадцати лет. Это были заслуги, которые вызывали большое уважение в таких вояках, как Афраний и Петрей. И все же этот блестящий безукоризненно одетый человек не выглядел истинным военным мужем. В тоге, а не в доспехах, ногти подстрижены и отполированы, сенаторские сандалии без единого пятнышка, без пылинки, волосы великолепно уложены. Он определенно не мог идти пешком от лагеря Красса до лагеря Помпея, на ветру и под палящим солнцем.

— Я помню, ты говорил, что не пьешь вина. Могу я предложить воды? — спросил Помпей, жестом приглашая Цезаря сесть.

— Благодарю, мне ничего не надо, кроме личного разговора, — отозвался Цезарь, устраиваясь в кресле.