Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я догадался не сразу.
– Знаю, – сказал Васька и забарабанил пальцами по столу. Он покраснел, и нога его отбивала такт.
– Слишком легко говорить об ответственности – это не нужно. И для чего так сразу! Ведь Вам ничего не угрожало. Теперь не стреляют – пули не настоящие, а бумажные… Меня ужасно ругали, но я ничего не писал.
– У меня был тоже очень тяжелый момент, помните, – сказал Васька.
– Все-таки это пустяки. Так же и Евтушенко. Поэт небольшой, но захваленный. Сразу сдался. И вообще, кто вам сказал, что нужен положительный герой? Кому нужен этот герой?
– Людям, – сказал Васька.
– Вы так думаете? – Эренбург посмотрел на него внимательно.
– Думаю. Люди требуют этого (С. Ласкин // Знамя. 2017. № 5. С. 176).
5 апреля. В «Литературной России» редакционная статья «Докатились!» с критикой политической слепоты Е. Евтушенко:
…От глаукомы слепнут. Болезнь, которой подвержен Евгений Евтушенко и его приверженцы, – политическая глаукома
Мы не услышали ответа, как Евтушенко понимает свою роль в коммунистической литературе, если он и Христа посчитал своим идеологическим товарищем. А вопрос этот требует точного ответа.
7 апреля. В «Комсомольской правде» отклики читателей на фельетон «Куда ведет хлестаковщина». Вот, например, мнение медработника Мих. Полякова из Москвы:
Не укладывается в голове, как мог так низко пасть советский поэт.
Кто дал ему право клеветать на наших советских людей, на нашу Родину?
Даже делая скидку на полную политическую неграмотность Евтушенко, простить ему этого бреда, позорящего нашу жизнь, нельзя614.
9 апреля. В «Известиях» письмо в редакцию «Кочка и точка зрения» инженера Ю. Узюмова из Горького с резкой критикой повести Владимира Войновича «Хочу быть честным». Порочной признана основная мысль повести о том, что «в нашем обществе честному человеку, правде – нелегко пробить себе дорогу».
Это, – уже в наши дни объясняет Владимир Войнович, – был проверенный способ – поносить неугодного писателя, художника или ученого от имени рабочих и колхозников, которые считались нашими кормильцами и нашей совестью. Все советское искусство должно было служить им, и они, как заказчики, обладали моральным правом предъявлять свои претензии, судить нас, одобрять или низвергать. Когда начиналась охота на того или иного писателя, в газетах сразу появлялись письма пролетариев, которые «по-простому, по-рабочему», в форме, иногда близкой к матерной, объясняли писателю его заблуждения. Эти филиппики труженики писали не сами, а подмахивали в своих парткомах не глядя на то, что за них сочиняли казенные журналисты.
Вот и на меня после речи Ильичева напали псевдотруженики. Статья в «Известиях» за подписью какого-то инженера из Горького называлась «Точка и кочка зрения». Автор предъявлял мне уже знакомые обвинения в мелкотемье и в чем-то еще. Какой-то маляр, Герой Социалистического Труда, назвал свою статью в «Строительной газете» «Литератор с квачом». Я спрашивал знающих людей, что такое «квач», оказалось – кисть для обмазывания чего-нибудь дегтем. Автор защищал строителей, мною, по его мнению, обмазанных дегтем, попрекал меня тем, что, описывая героический труд строителей и условия их жизни, сам живу, конечно, в хороших условиях (а я все еще жил в коммуналке на двадцать пять семей). Еще один «передовик производства» в «Труде» озаглавил свое сочинение «Это фальшь!» (В. Войнович. С. 389).
До 10 апреля. Цензурой задержан выпуск 4‐го номера журнала «Новый мир», откуда сняты почти все публикации: передовая статья615, перевод романа А. Камю «Чума»616, рассказ Е. Ржевской, «Рассказы о том, что прошло» Е. Габриловича, статья И. Виноградова об очерке Ф. Абрамова «Вокруг да около».
10–13 апреля. Второй Всесоюзный съезд художников после ряда проработочных выступлений исключает Э. Неизвестного, П. Никонова, Н. Андронова, Г. Кретову и А. Каменского, «отступивших от главной линии развития советского искусства», из Союза художников СССР. По воспоминаниям Нины Молевой,
защищая свое положение ответственного редактора журнала «Декоративное искусство», М. Ф. Ладур предавал анафеме даже отдельные элементы абстракции в прикладном искусстве, утверждая, что единственным источником мотивов дизайна могут служить народные промыслы. Из художественных салонов немедленно исчезли широко представленные в них в последние годы эстампы и гравюры. Малейшая допущенная художником деформация стала рассматриваться как «идеологическая диверсия». Председатель правления Московского отделения Союза Дмитрий Мочальский каялся, что правление «проявило либерализм, попустительство к проявлениям чужой идеологии». Председатель правления Союза художников Украины В. И. Касиян заверял, что «художники благодарят партию и лично Никиту Сергеевича за напоминание о высоком патриотическом долге советских художников» (Н. Молева. Баланс столетия. С. 448).
В резолюции съезда подчеркивается, что «все советские художники обязаны вести наступательную борьбу против любых проявлений формализма, абстракционизма, несовместимых с принципами искусства социалистического реализма».
