Адъюнкт тяжело вздохнула.

Краем глаза Кенеб заметил движение и повернул голову: к ним ехал Тин Баральта — в сопровождении двух солдат в изодранных лохмотьях. Оба небриты, волосы длинные и спутанные. Скакали оба на конях без сёдел.

Кулак натянул поводья. Лицо его потемнело от гнева.

— Адъюнкт! Коготь украл тело Ша’ик!

Кенеб заметил, что женщина тоже приближается — пешком, осталось ещё два десятка шагов. И выглядела она… довольной собой.

Тавор проигнорировала заявление Тина Баральты, разглядывая двух оборванных солдат.

— А вы кто? — поинтересовалась она.

Старший их двоих отдал честь:

— Капитан Добряк, адъюнкт, Ашокский полк. Нас держали в плену в лагере «Живодёров». Меня и лейтенанта Пореса.

Кенеб вздрогнул, затем наклонился в седле. Да, узнал, хоть и грязный же…

— Капитан! — грубовато поприветствовал он Добряка.

Тот прищурился, затем скривился:

— Кенеб.

Тавор откашлялась, затем спросила:

— Только вы двое остались из всего полка, капитан?

— Никак нет, адъюнкт. По крайней мере, мы думаем, что…

— Позже расскажете. Идите, приведите себя в порядок.

— Есть, адъюнкт.

— Но сперва — ещё один вопрос, — сказала она. — В лагере «Живодёров»…

Добряк невольно сотворил охранное знамение.

— Дурная ночка там выдалась, адъюнкт.

— У вас шрамы от кандалов.

Добряк кивнул:

— Ровно перед рассветом явилась пара «мостожогов» и выжгла замки.

— Что?!

Капитан жестом приказал лейтенанту идти за собой и бросил через плечо:

— Не волнуйтесь, они уже мёртвые были.

И оба поскакали в лагерь.

Тавор встряхнулась, затем обратилась к Кенебу:

— Вы с ним знакомы? Это вызовет проблемы, капитан?

— Нет.

— Хорошо. Значит, он не обидится, что вас произвели в Кулаки. А теперь скачите к своему легиону. Мы последуем за бегущими племенами. Даже если придётся весь континент пересечь, я их загоню в угол — и уничтожу. Когда я закончу, от этого мятежа останется только пепел на ветру. Вы свободны, Кулак Кенеб.

— Есть, адъюнкт.

Он подобрал поводья.

— Оружие к бою! — внезапно рявкнул Темул.

Все обернулись и увидели всадника, галопом несущегося с холма, на котором утром стояла Ша’ик.

Кенеб прищурился, обнажая меч. Что-то тут не так… масштаб не совпадает…

Небольшой взвод из легиона Блистига назначили в охранение адъюнкта, и теперь солдаты выдвинулись вперёд. Возглавлял их один из офицеров Блистига, Кенеб его узнал — это был не кто иной, как Прищур. Убийца Колтейна стоял теперь совершенно спокойно, разглядывая приближавшегося всадника.

— Да это же, — прорычал он, — теломен тоблакай! На растреклятом яггском коне!

Солдаты подняли арбалеты.

— А что это волочится за конём? — поинтересовалась женщина, которая только что подошла пешком — в ней Кенеб с опозданием узнал одну из офицеров Тина Баральты.

Бездна вдруг зашипела, и оба виканских колдуна отшатнулись.

Головы. Каких-то демонических тварей…

Все приготовились к бою, но адъюнкт подняла руку:

— Стойте. Он не обнажил оружия…

— У него меч каменный, — прохрипел Прищур. — Т’лан имасский.

— Только побольше, — сплюнул в пыль один из солдат.

Все молчали, пока огромная, окровавленная фигура подъезжала всё ближе.

Великан остановился в десяти шагах.

Тин Баральта наклонился и сплюнул на землю.

— Я тебя знаю, — пророкотал он. — Ты — телохранитель Ша’ик…

— Молчи, — перебил тоблакай. — У меня есть слова для адъюнкта.

— Говори же, — сказала Тавор.

Великан оскалил зубы:

— Когда-то, давным-давно, я нарёк малазанцев своими врагами. Я был молод. Мне нравилось давать торжественные обеты. Чем больше врагов, тем лучше. Таким я был прежде. Но изменился. Малазанцы, вы мне больше не враги. Потому — я не убью вас.

— Мы очень рады, — сухо проговорила Тавор.

Тоблакай долго разглядывал её.

За это время сердце Кенеба начало отчаянно биться в груди.

Затем великан улыбнулся:

— Это правильно.

С этими словами он развернул яггского коня и поскакал на запад по равнине. За всадником покатились, подпрыгивая, головы гигантских псов.

Кенеб неровно вздохнул.

— Уж простите за такие слова, — прохрипел Прищур, — да только сдаётся мне, что этот ублюдок был прав.

Тавор обернулась и взглянула на старого солдата.

— С этим наблюдением, — проговорила она, — я спорить не стану.

Кенеб вновь подобрал поводья.

Поднявшись на гряду, лейтенант Ранал резко натянул поводья, так что конь встал на дыбы на фоне неба.

— Ох, боги мои, да пристрелите ж его кто-нибудь.

Скрипач не стал оборачиваться, чтобы выяснить, кто это сказал. Не до того было — он со своей лошадью едва справлялся. В жилах твари текла виканская кровь, и она, похоже, была совсем не прочь пустить кровь Скрипачу. Ненависть оказалась взаимной и искренней.

— Что этот ублюдок задумал? — спросил Спрут, подъезжая к сержанту. — Мы ведь даже Геслеров взвод позади оставили, а Бордук вообще Худ знает где.

Взвод нагнал лейтенанта на древней насыпной дороге. К северу раскинулись безмерные дюны пустыни Рараку, над ними поблёскивало жаркое марево.

Ранал развернул коня к солдатам. Затем указал на запад:

— Видите их? У вас что, глаза повылазили?

Скрипач склонился набок и сплюнул пыль. Затем прищурился, глядя туда, куда указывал Ранал. Два десятка всадников. Воины пустыни, арьергард, скорее всего. Скачут быстрым галопом.

— Лейтенант, — сказал он, — живёт в этой пустыне такой паук. Ползает под песком, но волочёт сверху длинный как бы змеиный хвост, который всякий оголодавший хищник обязательно увидит. Паук большой. Падает с неба ястреб, чтоб ухватить змею, а попадает прямо в брюхо этому пауку…

— Довольно нести чушь, сержант! — рявкнул Ранал. — Они там потому, что слишком поздно ушли из оазиса. Скорее всего, были чересчур заняты — мародёрствовали так, что даже не заметили, как Ша’ик проткнули насквозь, «Живодёров» перебили, а остальные задали стрекача так, что только копыта лошадок сверкали. — Он яростно воззрился на Скрипача. — Я хочу получить их головы, ты, реликт седоусый!