– Мы знали, что ты умный, – одобрительно сказал женский голос. Я даже не усомнился, что это редакторша «Типпиканского листка». – Мы лишь надеялись, что вам хватит ума, чтобы не давить там, где не следует.

Я приподнял брови, хотя никто не знал этого, кроме меня.

– Чего именно нам не следует?

Ромзес ответил за всю группу:

– Ограничивать наш будущий доход. Прекратите попытки продолжать это предприятие.

– Какое предприятие? Выборы? Так вот почему вы так усердно трудитесь, чтобы выставить нас в дурном свете? – спросил я. – Вы не хотите, чтобы выборы состоялись. Вам нужно, чтобы Бокроми продолжал эту бесконечную кампанию, а вы могли продавать свои газеты?

Толоми прочистил горло.

– Да. Мы знали, что до тебя дойдет. Мы надеялись, что после небольшого давления ты поймешь, как здесь обстоят дела. Как все должно быть. Это в наших интересах.

– В ваших, может быть, – сказала Банни. – Этот остров летит в бездну без достойного управления. До прошлой недели никто не чинил разбитые фонари и не убирал улицы. Улицы вашего города были завалены мусором. Сомневаюсь, что это повод для гордости.

– Для Синдиката это не важно, – сказал Толоми, как мне показалось, с улыбкой. – Мы получаем прибыль независимо от того, вывозится мусор или нет.

Услышав шепоток согласия, я покачал головой:

– Значит, в этот заговор вовлечена не одна газета и не пара, а вы все!

– О, я впечатлена еще больше! – сказала редактор «Типпиканского листка». – Хотя дошло до вас довольно поздно. И разве осознание этого факта не показывает вам, сколь бесполезно было бы продолжать вашу деятельность?

– Мы не намерены ее прекращать, – процедила сквозь зубы Банни. Я понял: она в ярости.

– Но как вы можете продолжать? Вы утратили доверие к себе. Ваши клиенты начинают стесняться вас. Они хотят, чтобы в заголовках появлялись они сами, а не их тщательно подобранные организаторы. Если вас убрать со сцены, все может вернуться на круги своя, как было раньше. У каждого будет работа и ни малейшего желания положить конец такому прекрасному образу жизни.

Я почувствовал, как в моем животе образуется лед. Я боролся со своими оковами, пытаясь найти в них брешь.

– Вы должны отпустить нас, – сказал я. – Слишком много людей начнут задавать вопросы, если мы не вернемся. У нас есть друзья, которые узнают, кто виноват, а они верят в справедливую месть.

– Месть? – спросил редакторша «Типпиканского листка». – За что?

– Если вы… избавитесь от нас. Ведь именно это и произойдет, не так ли?

– Вы боитесь, что мы вас убьем? – недоверчиво спросил Ромзес. – И это притом, что вы обеспечили нам самый впечатляющий рост тиража за последние годы? Разумеется, нет! Мои акционеры никогда мне этого не простят!

– Но вы знаете, что когда мы уйдем, то непременно расскажем всем, что здесь произошло, – сказал я.

– Можете рассказывать на всех перекрестках, хоть до хрипоты, – сказал Толоми, явно позабавленный моими словами. – Кому все поверят? Вам или тому, что читают в газетах?

– Мы можем донести информацию до электората, – сказал я. – Мы следим за вашими грязными уловками.

– Сказал привязанный к стулу пентюх, – произнес Ромзес. – Клеа, освободи их.

– Хорошо, – сказала редактор «Типпиканского листка». Веревки на моих запястьях и лодыжках упали на пол. Я потянулся к Банни. Ее рука встретилась с моей, и наши пальцы соприкоснулись.

– Я просто хочу, чтобы вы знали: это вам никогда не сойдет с рук, – пригрозил я.

– Не важно, что ты думаешь, – сказал Толоми. – Никакое разоблачение, какое вы только напишете, никогда не попадет ни в одну газету. Ваш городской глашатай сляжет с тяжелым ларингитом, и никто этого не услышит. Здесь все в наших руках. Информация распространяется быстрее, чем самая быстрая или самая мощная магия.

Я был в ярости. Эти типпы привыкли быть деспотами в своих владениях. Они плели козни, думая только о своей выгоде, независимо от того, что кому-то от этого могло быть больно.

– Зачем вы это делаете? – спросил я. – Почему продолжаете совать палки в колеса выборам? В будущем у вас еще будут другие замечательные истории. Вы просто обязаны дать выборам состояться!

– Не такие хорошие, как эта, – сказала Клеа. – Мы оттягиваем выборы уже пять лет. Не вижу причин, почему мы не можем тянуть еще столько же. Или даже десять. Мы будем продолжать это столько, сколько захотим.

– Кандидаты сойдут с дистанции, – сказал я.

– Но их место займут новые. Бокроми нужен губернатор.

– Но вы не дадите никому из них быть избранным!

Толоми засмеялся, и весь Синдикат присоединился к нему. В полой пещере от их хохота у меня по спине забегали мурашки.

– Они этого не знают.

– Тогда нам предстоит много работы, чтобы доказать, что ты ошибаешься, – сказал я, поднимаясь на ноги, и обнял Банни. – А теперь вы выпустите нас, или я буду вынужден показать вам, на что способен, когда я действительно зол.

– Я вижу, что предлагать это снова бесполезно, – сказал Ромзес, – но если вы все же решите сотрудничать с нами, то можете рассчитывать на часть нашей прибыли. Небольшое вознаграждение за ваше время и усилия.

– Забудьте об этом, – огрызнулся я.

– Как хочешь, – сказал голос в темноте. – Жаль. Мы могли бы найти применение вашим мозгам.

Я напрягся. Если они собирались атаковать снова, это был тот самый момент. Я собрал всю свою магию и встал наготове.

– Сорок, – сказала Клеа. Слово казалось полным зловещего смысла. Мои уши наполнила тишина.

Когда я снова открыл глаза, мы с Банни вновь оказались на скамейке в парке. Мы были одни. Площадь была пуста, за исключением двух дворников – один в зеленом, а другой в фиолетовом, – собиравших флажки и конфетти. Сержант Боксти посмотрел на нас.

– Нарушение общественного порядка! – заявил он. – И еще я могу добавить к нарушению тишины бродяжничество!

– Эй, полегче, – пробормотал я. – Мы просто сели здесь на минуточку, чтобы отдохнуть.

– Храп! – сказал сержант Боксти. – Если только ты не умеешь петь, как твоя тощая подруга, тебе вообще не следует производить звуки на публике! Я вынужден тебя прогнать.

Банни встала и улыбнулась сержанту:

– Но ведь вы не станете этого делать? Тем более в такой прекрасный день?

Словно по команде, некоторые из нанятых птиц разразились трелями. Алая бабочка затанцевала на ветру. Сержант Боксти смягчился.

– Только на этот раз, – сказал он. – Я фанат Сид. Если ты раздобудешь для меня ее автограф, я забуду все, что только что видел.

– Раздобуду, – пообещал я. Сержант Боксти прикоснулся дубинкой к шляпе и взлетел вверх по скале на следующую террасу. – Пронесло, – сказал я Банни. У моей начальницы было странное выражение лица. Невозможно было понять, то ли она расстроена, то ли сердита. То ли пребывает в отчаянии.