«Тем, кого это может интересовать.

Я, Уипьям Рэкхэм, имею честь и удовольствие представить мисс Элизабет Конфетт, которая работала у меня в течение пяти месяцев, с 3 ноября 1875 г. по 1 марта 1876 г. в качестве гувернантки моей шестилетней дочери. У меня нет сомнений в том, что мисс Конфетт выполняла свои обязанности с величайшей компетентностью, тонким пониманием и рвением. Под ее наставничеством моя дочь расцвела и стала настоящей юной леди.

Решение мисс Конфетт оставить работу у меня, насколько мне известно, связано с болезнью близкой родственницы, и ни в малейшей степени не умаляет моего удовлетворения ее способностями. Я, несомненно, могу рекомендовать ее только наилучшим образом.

Ваш Уильям Рэкхэм».

Конфетка и это письмо складывает по прежним сгибам и возвращает его в конверт. В последний раз посасывает палец; порез уже затягивается. Кладет оба письма на комод, ковыляя, подходит к окну, где вес тела можно перенести с костыля на подоконник. Внизу мистер Стриг копается в саду: возится с молодыми деревцами, пережившими зиму. Клацая металлическим секатором, разрезает бечевку, которой был привязан к колышку хрупкий ствол — его больше незачем так баловать. С нескрываемой гордостью отступает на шаг; стоит, упершись кулаками в кожаный фартук, облекающий его бедра.

Поразмыслив, Конфетка приходит к выводу, что битье стекол кулаками закончится кучей неприятностей, а облегчение принесет лишь временное. Вместо этого она берет перо и бумагу, продолжая стоять у подоконника — сейчас это ей удобнее, чем письменный стол; она призывает себя к разумности.

«Дорогой Уильям,

Извини, но ты ошибаешься. В течение короткого времени я страдала от болезненной опухоли, которая уже исчезла, теперь у меня регулярные месячные, в чем ты можешь удостовериться — к собственному удовлетворению, если зайдешь ко мне.

Твоя любящая Конфетка».

Она читает и перечитывает послание, вслушиваясь в его звучание и тон. Правильно ли воспримет его Уильям? В своем тревожном состоянии, возможно, он не так истолкует фразу «В чем ты можешь удостовериться к собственному удовлетворению». Как желание поспорить? Или он уловит в ней игривый намек? Она глубоко втягивает воздух, и говорит себе, что это не должно пройти мимо цели. Не вставить ли между «собственному» и «удовлетворению» еще словечко: «совершенному», чтобы сделать намек острее? С другой стороны, нужна ли вообще эта острота? Может быть, лучше выдержать успокоительный, даже льстивый тон?

Однако она быстро соображает, что слишком возбуждена, чтобы писать второе письмо и лучше поскорее доставить уже написанное — иначе можно и глупостей наделать. Она перегибает листок пополам и хромает по площадке прямо к Уильямовой двери, под которую подсовывает письмо.

Во второй половине дня гувернантка и ее ученица занимаются арифметикой, проверяют, не забылись ли великие свершения пятнадцатого века, и приступают к минералогии. Стрелки на циферблате продвигаются шажок за шажком, а карта мира кусочек за кусочком освещается продвижением солнца по небосводу. Солнечный свет в форме окна горит на пастельных морях и на осенних континентах, высвечивая одни, погружая в тень Другие.

Конфетка выбрала минералогию наугад из «Вопросов» миссис Мангнелл, рассудив, что это предмет надежный, не эмоциональный, и должен отвечать потребностям Софи, склонной к упорядоченным, осязаемым вещам. Конфетка перечисляет основные металлы и просит Софи повторять их названия: золото, серебро, платина, ртуть, медь, железо, свинец, олово, алюминий. Золото самый тяжелый металл; олово — самый легкий; железо — самый полезный.

Заглянув в следующий вопрос: «Каковы главные свойства металлов?» — Конфетт досадует, что не приготовилась к уроку, как обычно, и у нее вырывается недовольный вздох:

— Мне потребуется немного времени — эти слова нужно перевести на понятный вам язык, дорогая, — поясняет она, отворачиваясь от ждущих глаз Софи.

— Разве это не английские слова, мисс?

— Английские, но я должна сделать их попроще для вас. Тень обиды пробегает по лицу Софи.

— Я хочу попробовать понять их, мисс.

Конфетка знает, что вызов нужно отклонить мягким, тактичным ответом, но в эту минуту ей ничего не приходит в голову. И она сухо барабанит:

— Блеск, непрозрачность, вес, податливость обработке, ковкость, пористость, растворимость.

Пауза.

— Вес — это насколько вещи тяжелые, — говорит Софи.

— Да, Софи, — подтверждает Конфетка, уже готовая давать объяснения, которые раньше не пришли ей в голову. — Блеск значит, что все металлы блестят, непрозрачность — что сквозь них мы не можем видеть, податливость обработке значит, что мы можем придать металлу любую форму, какую хотим, а ковкость… Я и сама не знаю что это, придется посмотреть в словаре. Пористость означает, что в металле есть крохотные дырочки, хотя странно это — для металла, да? Растворимость…

Конфетка смолкает, видя, до чего Софи не по душе ее сбивчивое, невнятное, бестолковое изложение материала. Пропустив свойства металлов, она сразу переходит к странице, где говорится об открытии неисчерпаемых запасов золота в Австралии. Это позволяет ей на ходу придумать историю о бедном рудокопе, который бьет и бьет кайлом неподатливую землю, а его жена и детишки уже теряют последнюю надежду — на то, что в один прекрасный день…

— Почему в мире есть такие длинные слова, мисс? — спрашивает Софи, когда урок минералогии закончен.

— Одно длинное трудное слово может передать столько же, сколько целое предложение из коротких, легких слов, — отвечает Конфетка, — экономит время и бумагу.

И видя, что не убедила Софи, добавляет:

— Если бы книги писались так, чтобы каждый человек, даже самый юный, мог бы все понять, то это были бы ужасно длинные книги. А вам понравилось бы читать книгу в тысячу страниц, Софи?

Софи отвечает без колебаний:

— Я прочитала бы тысячу миллионов страниц, мисс, если бы все слова там были такие, что я могла бы их понять.

Вернувшись к себе на краткий перерыв между окончанием занятий и обедом, Конфетка шокирована отсутствием ответа на свое послание. Как это может быть? Единственное, что приходит ей в голову, — Уильям успокоился, но, будучи эгоистом, не видит необходимости в том, чтобы немедленно дать ей об этом знать.

Конфетка опять хватается за перо и бумагу:

«Дорогой Уильям.

Прошу тебя — каждый час в ожидании твоего ответа мука для меня — я прошу тебя, дай мне заверение, что наша общая жизнь будет продолжаться. Стабильность — вот то, в чем мы все нуждаемся сейчас — „Парфюмерное дело Рэкхэма“ не меньше, чем Софи и я. Прошу тебя, помни о моей преданной готовности помогать тебе и избавлять тебя от неудобств.

Твоя любящая Конфетка».

Перечитывая послание, она хмурится. Возможно, слишком много этих «прошу тебя». И Уильяму может не понравиться мысль, что он ее мучает. Но она не в силах сочинять другой вариант. Как и в прошлый раз, она спешит к двери его кабинета и подсовывает под нее записку.