Там он затих, обняв одним крылом птенцов, а другим раненую, лишившуюся сил самку.

«Ложись… – говорил взгляд его глаз, устремленных на блайтера. – Не думай об опасности. Здесь тебя не тронет ни одна подземная тварь».

Откровенно говоря, Рогман уже дошел до той стадии изнеможения, что уснул бы, наверное, и посреди стада пауков-симбионтов.

А комната действительно была странной. Ее стены не были похожи на пластик, они источали такую же матовую глубину, как и глаза Алтарей. Посередине на небольшом подиуме было устроено ложе. Где-то рядом тихо и неуловимо журчала вода.

Стянув тяжелые, опостылевшие ботинки, Рогман доковылял до ложа, не задумываясь над тем, кому оно принадлежало до него, и с наслаждением упал, закрыв глаза…

* * *

Он провалился в пучину сна.

Нетопырь, которому спать оказалось недосуг, выскочил в щель, что специально оставил Рогман, подперев дверь снятым ботинком. Примерно через полчаса Ушастый вернулся. Его мордочка была измазана в крови, а в зубах он держал средних размеров крысу. Бросив добычу малышам, которые с остервенением накинулись на тушку своего дальнего, нелетающего родственника, он уселся на край стола, возле раненой подруги.

Глаза Ушастого начали закрываться сами собой… Дремота медленно овладевала им.

Внезапно он вздрогнул, широко распахнув свои огромные глаза. Звук, который испугал бдительного нетопыря, исходил от Рогмана. Блайтер со стоном повернулся, заскрипел зубами, потом с его губ сорвалось бессвязное восклицание. Ушастый внимательно посмотрел на него, понял, что тот бредит, и успокоился, опять начиная клевать носом…

…Сон, что приснился Рогману, был страшным, ненормальным.

Лучше бы ему пригрезился какой-нибудь жуткий тоннельный монстр – он бы спал при этом, сладко посапывая, но нет – Рогман метался, бредил, вскрикивал, потому что любой кошмар подземелий бледнел перед тем, что увидел обессиленный блайтер в своем кошмаре…

Хуже всего оказалось осознавать, что сон – это не сон!..

Каким-то непостижимым образом его сознание опять вырвалось на волю. Вырвалось и ушло в хитросплетение потусторонних каналов, которые пронизывали древний Мир. Он наблюдал. Ему докладывали. Кто-то отчитывался перед его ненавистью в буквальном выполнении приказа.

Рогман метался, кричал во сне, но у него не осталось сил, чтобы проснуться и крикнуть – НЕТ!!!..

…Всю жизнь маленький безволосый клонг неосознанно мечтал оказаться в шкуре Эргавса, пожить хоть день как Управляющий Полями, которому все почтительно уступали дорогу.

И вот эта мечта сбылась.

Он влез если не в шкуру Эргавса, то в его мысли, ощущения…

Поганые Боги… Что же творилось в этот час на Плодородной Равнине!..

Он действительно влез в шкуру Управляющего Полями и стоял позади гомонящей на разные голоса толпы, глядя, как группа избранных во главе с самим Амбушем опасливо шагает по свежевспаханному полю, приближаясь к огромной прямоугольной дыре, что зияла в стене Мира, словно раззявленная глотка неведомого монстра.

В данный момент Управляющий испытывал досаду и страх. О том, что в стене Мира, огораживающей самое крайнее поле Плодородной Равнины, есть старые, плотно сомкнутые ворота, знал каждый клонг. Эргавс лично несколько раз пытался открыть их, но все его усилия неизменно пропадали даром.

И вот эти ворота открылись сами…

Эргавсу вдруг захотелось заскулить и забиться куда подальше, когда он вспомнил, как все случилось.

На поле шла обыкновенная, монотонная, ничем не примечательная работа. Ленивые клонги нестройной цепью ползли по пыли, засевая ее соей. Неподалеку стояла другая группа рабов, которые приволокли огромную бочку с водой и ждали своей очереди, чтобы начать полив засеянных участков.

Ничто не предвещало грядущих событий, пол под ногами завибрировал совершенно неожиданно, да так сильно, словно по нему кто-то принялся часто и равномерно молотить кувалдой.

Над полем раздался истошный, перепуганный визг шерстобрюха. Тупость и флегматичность этого животного уже стали пословицей среди сенталов, и то, что огромный слизень оторвался от пожирания своего завтрака, указывало на явную катастрофичность надвигавшегося события. Рабы застыли, словно изваяния, сам Эргавс чуть присел – вдруг отказали старые ноги и под коленями возник странный, парализующий холод…

Никто толком не понял, откуда исходят вибрация и гул, пока со стороны древних ворот не раздался громоподобный скрежет; затем со стены посыпалась труха, и вдруг на ровной поверхности обозначилась вертикальная трещина…

Перепуганные рабы бросились врассыпную. Охранявший поле этнам, очнувшись от сонной одури, ошалело воззрился на раскрывающийся зев провала и тут же, сообразив, что к чему, кинулся прочь, громко завывая.

Акустика тоннелей, что сообщали между собой поля и город, была такова, что гортанный крик несущегося по проходу насмерть перепуганного стража звучал, словно рев аварийной сирены.

Поле перед открывшимися древними воротами тут же опустело. Клонги бросились врассыпную еще при первых звуках надсадного скрежета, справедливо полагая, что на их долю и так приходится слишком много бед для того, чтобы лишний раз испытывать злую судьбу в знакомстве с очередным безумным артефактом, который вдруг решил очнуться от векового забвения.

Такое на подконтрольной этнамам территории случалось довольно редко. Последний раз подобное событие произошло во времена правления деда нынешнего владыки города. Тогда все обошлось более или менее благополучно – рухнувшая стена внезапно открыла некий зал, полный разных непонятных устройств, но ни одно из них не подавало признаков жизни. Артефакты со всем почтением измазали жертвенной кровью, чтобы умиротворить живущий в них дух Падших Богов, и благополучно оставили ржаветь на том самом месте, где и нашли.

В этот раз ситуация складывалась намного серьезнее.

Внутри открывшегося провала злобно вспыхивали разноцветные сполохи красного и синего света, а это уже само по себе являлось дурным знаком.

Однако никакие зловещие предзнаменования не могли остановить толпу любопытных, что потихоньку собиралась на окраине злополучного поля. Сначала это были отдельные группы смельчаков, затем, когда из города выступили срочно сформированные отряды воинов под предводительством самого Правителя Амбуша, который, несмотря на возраст, стоически волок на себе то самое оружие Падших Богов, что оставило паленые шрамы на его шерсти, любопытных стало гораздо больше. По мере движения процессии, которую возглавляли двое служителей культа Падших, несущих на вытянутых руках чаши с жертвенной кровью срочно умерщвленных крыс, к этнамам присоединялись крестьяне, за ними, осмелев, потянулись бросившие свои мотыги рабы, никогда не упускавшие повода побездельничать и поглазеть на чудо, прячась за нестройными шеренгами воинов…

Когда процессия вышла на поле, там все оставалось по-прежнему. Огромные ворота были открыты, изнутри пробивались яркие сполохи голубого и красного света.