таком бездушии, при такой жестокости Сюити или, вернее, благодаря им, в ней, Кикуко, видимо, проснулась женщина.

Синго подумал, что Хидэко еще меньше женщина, чем Кикуко.

Он умолк – не потому ли, что своей тоской пытался заглушить гнев?

Хидэко, сняв перчатки, стала поправлять волосы.

4

В саду гостиницы в Атами, хотя была середина января, цвела вишня. Такую вишню называют зимней – с конца года она уже начинает покрываться цветами, но Синго казалось, что он попал в весну другого мира.

Цветы розовой сливы Синго принял за цветы персика. Белые цветы сливы виделись ему цветами абрикоса.

Не заходя в свой номер, Синго, привлеченный отражением вишни в пруду, подошел к самой воде и, поднявшись на перекинутый через пруд мостик, стал любоваться цветами.

Потом перешел на противоположный берег посмотреть розовую сливу, похожую на зонтик.

Из-под сливы выскочило несколько белых уток. И в желтых клювах этих уток, и в их мокрых желтых лапках Синго почудилась весна.

Завтра фирма устраивает здесь прием, и Синго приехал, чтобы подготовить его. Договориться об этом с гостиницей – других дел у него не было.

Сев на веранде в кресло, он стал смотреть на цветущий сад.

Белая азалия тоже цвела.

Но с перевала Дзиккоку поползли тяжелые грозовые тучи, и Синго вошел в номер.

На столе лежало двое часов – карманные и ручные. Ручные спешили на две минуты.

Очень редко двое часов ходят минута в минуту. Иногда это раздражает.

– Если тебя это раздражает, носи какие-нибудь одни, – сказала ему Ясуко, но такая уж у него многолетняя привычка.

Перед ужином полил дождь, началась буря.

Электричество отключили, и Синго рано лег спать.

Проснувшись, он услышал лай собаки в саду. Вой ветра напоминал рев бушующего моря.

На лбу выступил пот. В комнате стоял спертый воздух, было жарко и душно, как бывает у моря в весеннюю бурю.

Синго тяжело дышал, он испугался, что у него снова пойдет горлом кровь. В шестьдесят лет с ним это уже однажды случилось, но с тех пор не повторялось ни разу.

– Это не легкие, меня тошнит из-за желудка, – прошептал Синго.

В ушах застряло что-то противное, потом оно переместилось к вискам и наконец дошло до лба. Синго стал массировать затылок и лоб.

Рев моря – это вой бури далеко в горах, и, точно разрывая его, нарастал, приближался резкий свист ветра, смешанного с дождем.

Сквозь вой ветра слышался еще один звук, далекий и низкий.

Это грохот поезда, проходившего через туннель Танна. Так определил Синго. И он был прав. Вырвавшись из туннеля, паровоз загудел.

Но когда Синго услышал гудок, его вдруг охватил страх, и он окончательно проснулся.

Гудок был слишком долгий. Чтобы пройти туннель длиной в семь тысяч восемьсот метров, поезду требовалось минут семь-восемь, следовательно, Синго услышал гудок, когда поезд входил в туннель с той стороны. Но мог ли он в гостинице, находившейся в километре от выхода из туннеля у Атами, слышать гудок с той минуты, когда поезд вошел в туннель с противоположной стороны, у Каннами?

Во всяком случае, этот звук вызывал у Синго удивительно яркий образ грохочущего в туннеле поезда. Он отчетливо представлял себе этот поезд все время, пока тот мчался в туннеле. И когда он вышел из него, Синго облегченно вздохнул.

Нет, все-таки это странно. Синго решил утром расспросить служащих гостиницы, а может быть, даже справиться на железнодорожной станции, позвонив туда по телефону.

Он долго не засыпал.

– Синго-сан, Синго-сан, – услышал он, еще не проснувшись, и никак не мог сообразить, сон это или явь.

Так звала его только покойная сестра Ясуко.

Синго еще в полусне с удовольствием потянулся.

– Синго-сан. Синго-сан. Синго-сан.

Голос раздавался за окном, выходившим в сад.

Синго окончательно проснулся. За окном журчала речушка. Кричали дети.

Синго встал и раздвинул ставни.

Было ясное утро. Зимнее солнце струило теплые лучи, словно омытые весенним дождем.

По дороге, вившейся вдоль речушки, шли, направляясь в школу, дети, человек семь-восемь.

Синго послышалось, что его зовут, а это, наверно, просто кричали дети.

Но все же Синго высунулся из окна и стал внимательно приглядываться к зарослям низкорослого бамбука на берегу речушки.

Утренняя вода

1

Когда в первый день нового года Сюити сказал: отец совсем поседел, Синго ответил: ничего не поделаешь, в нашем возрасте каждый день прибавляются седые волосы; да что там, каждый день прямо на глазах седеешь, и ответил он так потому, что вспомнил о Китамото.

Университетским товарищам Синго сейчас за шестьдесят, и многих из них в годы войны и после поражения постигла горькая участь. Когда в пятьдесят лет, находясь на вершине, летишь вниз – это страшно; упадешь – снова подняться трудно. Кроме того, пятьдесят – возраст, когда уже есть сыновья, которые могут погибнуть на фронте.

Китамото тоже потерял троих сыновей. А когда фирма, где он служил, стала выполнять военные заказы, его специальность оказалась никому не нужна.

– Свихнулся, наверно, покуда сидел перед зеркалом и выдергивал на голове седые волосы.

Это рассказывал о Китамото старый приятель Синго, как-то зайдя к нему в фирму.

– Ему уже не нужно было ходить на службу, он стал совершенно свободным человеком и от этого немного свихнулся – начал выдергивать седые волосы. Сначала в семье на это не обращали внимания. Чепуха, мол, нечего беспокоиться… Но Китамото ежедневно усаживался перед зеркалом. На том месте, где он только вчера выдернул волосы, на следующий день снова появлялись седые. Седых волос у него стало так много, что вырвать все было невозможно. С каждым днем Китамото все дольше просиживал перед зеркалом. Если он бывал кому-нибудь нужен, его всегда можно было найти у зеркала – он выдирал волосы. Не успеет отойти от зеркала, сразу же снова возвращается к нему. И выдирает и выдирает седые волосы.

– Но ведь так можно вообще остаться без волос, – засмеялся Синго.

– В этом нет ничего смешного. В конце концов на голове у него действительно не осталось ни волоска.

Синго расхохотался.

– То, что я тебе рассказываю, – сущая правда. – Приятель и Синго невольно посмотрели друг другу на головы. – Чем больше седых волос Китамото выдергивал, тем быстрее седела его голова. Не успевал он выдернуть седой волосок, как рядом появлялось несколько других, до этого совершенно черных. И, выдергивая седые волосы, он видел в зеркале, как его голова белеет все больше и больше. Зрелище неописуемое. И вдобавок волосы заметно редели.

Подавив смех, Синго спросил:

– И жена, ни слова не говоря, позволяла