— Я уже слышал о происшествии с лейтенантом Беллами, — объявил Себастьян, как только клерк оставил их наедине.

Магистрат снял очки, усталым жестом потер переносицу.

— Необъяснимое происшествие. Совершенно необъяснимое. На теле отсутствуют увечья и надругательства, подобные причиненным в предыдущих случаях. Смертельная рана нанесена в бок жертвы, а не в горло. Но в то же время присутствие корня мандрагоры во рту убитого со всей несомненностью указывает на связь с тремя недавними убийствами.

— У меня создалось такое же впечатление.

Магистрат взял в руки увесистый том и поднялся из-за стола.

— Когда я высказал это предположение, мистер Джеймс Рид позволил себе со мной не согласиться. Впоследствии я говорил с его коллегами, Аароном Грэхемом и сэром Уильямом, которым сообщил свое мнение о данном случае. Оба согласились со мной в том, что смерть Николаса Торнтона может быть связана с убийствами мистера Кармайкла и молодого Стентона. Но к моему замечанию о странном соответствии между происшедшим и стихотворением Джона Донна они отнеслись с известной долей скептицизма. Кроме того, как и мистер Джеймс Рид, они полагают, что несчастный случай в доках не имеет отношения к предыдущим трем убийствам.

Себастьян следил глазами за тем, как магистрат ставит книгу на полку застекленного шкафа у двери кабинета.

— Стало быть, расследование будет вести Боу-стрит.

— Да. Мое присутствие сочтено нежелательным, поскольку место, где был обнаружен труп, находится вне контролируемого мною участка.

Себастьян кивнул.

На Боу-стрит располагалось первое отделение полицейского уголовного суда, учрежденного в Лондоне в 1750 году. Магистратом был назначен Генри Филдинг, после отставки которого командование принял его брат, Джон. Деятельность обоих братьев по расследованию все увеличивавшегося числа преступлений в растущей столице протекала столь успешно, что к 1792 году было организованно уже полдюжины отделений, включая расположенное на Куин-стрит. Из них всех только первое распространяло власть на всю зону метрополии и территории, ближайшие к ней. «Гонцы старушки Боу-стрит», как называли сыщиков полицейского суда, были известны всей Англии.

— Мои полномочия ограничены подведомственной мне территорией, — продолжал Лавджой, возвращаясь к столу и усаживаясь. — Строго говоря, мне следовало доложить на Боу-стрит о нашей поездке в Кент.

— Что вы могли бы мне рассказать о происшествии в доках?

— Сверх того, что вам известно из газет, почти ничего. Молодой человек является сыном некоего капитана Эдварда Беллами из Гринвича.

— Отец также служил в королевском флоте?

— Нет. Отставной капитан торгового судна. — Тут магистрат минуту колебался, прежде чем продолжить. — Картина этого убийства резко отличается от известных вам случаев не только способом, которым был нанесен смертельный удар, и отсутствием следов надругательства над телом. Различие в другом. Труп Беллами был оставлен на месте преступления, у стены одного из пакгаузов на территории доков. Никакой бравады, никакой наглой демонстрации останков.

— Может быть, убийце не хватило времени, — предположил Себастьян.

Лавджой водрузил очки обратно на кончик носа.

— Возможно, вы правы, и наличие корня мандрагоры во рту убитого лейтенанта подтверждает ваше предположение. Убийца словно нарочно пропустил вторую строчку стиха, имея намерение вернуться к ней впоследствии. Но почему он так поступил?

— Потому что судно, на котором служил лейтенант Беллами, находилось в плавании. Намеченная жертва была временно недоступна.

Полицейский судья бросил на собеседника взгляд поверх стекол очков.

— Вы считаете, что убийца располагает своих жертв в каком-то подобии распорядка?

— Мне кажется это очевидным.

— «Спой с русалкой на Семик», — пробормотал Лавджой вполголоса.

— О чем вы?

— Следующая строчка стиха. «Спой с русалкой на Семик». Если он намерен придерживаться некоего порядка, в следующий раз речь пойдет о русалке.

Его собеседник тяжело вздохнул.

— На Боу-стрит в это ни за что не поверят.

Себастьян подверг свое отражение самому придирчивому осмотру. Затем, приблизив лицо вплотную к зеркалу, несколькими взмахами чуть присыпал волосы пеплом и расчесал их. Создалась убедительная видимость тронутой проседью шевелюры.

На нем было надето пальто, фасон которого бесповоротно вышел из моды, и грубые панталоны такого качества, что, увидь их тетушка Генриетта, с ней, несомненно, приключился бы апоплексический удар. Гардероб Себастьяна вообще отличался разнообразием, предметы, его составлявшие, вели свое происхождение как из дорогих магазинов на Бонд-стрит, так и из лавок старьевщиков на Роузмари-лейн. Особенность, отражавшая свойственный ему образ жизни: временами Себастьян пользовался преимуществами аристократического происхождения и финансового благополучия, а временами, в соответствии со своими целями, старался предстать совершенно другим персонажем.

В гардеробную бурно ворвался Том, а с ним и запах дождя, грозившего пролиться с самого утра.

— Я вам расскажу еще кое-чего про того капитана конной гвардии. Ну, Куэйла, за которым вы мне ходить велели. Я вызнал, что, кажись, жена грозилась уйти от него за то, что он гуляет. А так как бабки у нее, то он сейчас и торчит дома. Зуб дам, что он по уши в долгах.

Себастьян, засунув кинжал с тонким, но роковым лезвием в правый сапог, принялся сосредоточенно завязывать темный шейный платок.

— Приглядывай за ним при малейшей возможности. Нет сомнения, этот человек что-то скрывает. Только я не вполне уверен, что это имеет отношение к нынешнему делу.

Том некоторое время созерцал нереспектабельное одеяние хозяина, затем заинтересованно осведомился:

— Вы это для чего ради?

Себастьян заботливо поправил воротничок своей скромной сорочки, потом ответил:

— Гринвич. — И, отворачиваясь от зеркала, спросил: — Как ты относишься к возможности прокатиться на кораблике?

— Ух ты! — воскликнул Том в пароксизме восторга, когда небольшое суденышко скользило по Темзе мимо Тауэра и доков, легко оставляя позади тяжелые торговые корабли, сидевшие глубоко в воде под грузом сахара и табака, индиго и кофе. Их внушительные мачты лесом загораживали затянутое темными тучами небо.

Число пассажиров бота едва превышало десяток. Себастьян стоял, держась за поручни, влажный ветер обдавал брызгами его лицо, мешая наблюдать за тем, как грум скачет от одного борта к другому, перепрыгивает через сложенные на палубе тюки товаров и бухты свернутых канатов. Он про себя улыбнулся и спросил:

— Был когда-нибудь в Гринвиче?

Том отрицательно затряс головой и тут же удивленно вытаращил глаза, так как в этот момент их кораблик поравнялся с массивным контуром здания Индия-хаус, за которым громоздились доки и пакгаузы Вест-Индской торговой компании, раскинутые по всей территории Собачьего острова[17].