— Я так понял, что труп Николаса был обнаружен самим его преподобием? — спросил магистрат.

Лицо доктора исказила гримаса боли.

— К сожалению, да. Торнтон взял тело сына на руки и хотел нести его сюда. Но упал, не пройдя и нескольких шагов.

— У него случился удар?

Доктор кивнул, подтверждая догадку.

— Паралич поразил левую сторону тела. Со временем деятельность руки восстановилась, но ходить его преподобие до сих пор может лишь с большим трудом.

— Убийца оставил тело юноши на церковном дворе?

Спазм отвращения снова исказил черты лица их собеседника.

— Да. Преподобный Торнтон увидел тело сына, когда пошел отворять в то утро церковные двери. Это было ужасно, поистине ужасно. Убийца оставил несчастного на одной из старых могильных плит около двери, ведущей в южный трансепт. Именно этой дверью всегда пользуется его преподобие.

— Любопытно, — заметил Себастьян. — Кем бы ни был этот убийца, с привычками его преподобия он, во всяком случае, хорошо знаком.

Глаза доктора удивленно расширились, но после короткого раздумья он согласился:

— Вы правы, это так. Я как-то не задумывался над этим.

— Что вы могли бы нам сказать о результатах осмотра тела? — спросил магистрат.

Доктор Ньюмен оставил кресло и подошел к письменному столу, заваленному книгами и различными записями. Взяв в руки один из потрепанных журналов, лежавший на краю стола, принялся быстро перелистывать страницы. Прошло некоторое время, прежде чем он снова заговорил.

— У жертвы было перерезано горло.

— В момент убийства нападающий стоял позади юноши?

— Не могу сказать с уверенностью, — после заминки ответил доктор, набрал воздуха в грудь, медленно его выпустил. — Меня сильно утешает, что смерть наступила почти мгновенно. Это счастливое обстоятельство, если подумать о тех надругательствах, которые совершены над трупом.

— На теле были и другие раны?

Доктор утвердительно кивнул.

— Грудина жертвы была вскрыта, сердце, легкие и печень удалены. Довольно неопытной рукой, я бы хотел отметить.

— Возможно, негодяй действовал под влиянием сильного гнева?

Ньюмен задумался, затем покачал головой.

— Я бы так не сказал. На теле не было других ран. Как я уже сказал, жертве перерезали горло, вскрыли тело и удалили некоторые внутренние органы.

Лавджой прижал к плотно сомкнутым губам аккуратно сложенный платок.

— Было ли тело обескровлено? — спросил Себастьян.

— Да, действительно это имело место. Откуда вы узнали?

— С жертвами, найденными в Лондоне, поступили точно таким же образом.

— Вы видите связь между этими происшествиями?

— Я бы сказал, что она вполне вероятна. Вы этого не находите?

— Д-да, допускаю такую мысль. Но… У вас нет предположения, кто мог это сделать?

— Мы работаем над различными версиями дела. — На этот вопрос ответил Лавджой, отнимая от губ платок. — Как вы считаете, не было ли тело Николаса Торнтона связано перед смертью? Может быть, его куда-то перевозили?

— Я ведь приходский практикующий врач, мистер Лавджой, а не хирург. Подобным вещам я не обучался и не сумел бы их распознать.

В голосе доктора прозвучала определенная нотка гордости. На самом деле, в иерархии, принятой среди медицинских работников, практикующие врачи считались своего рода аристократией. Получая образование в Кембридже и Оксфорде, они изучали латинские трактаты врачей древности. Приобретенные знания они впоследствии использовали для того, чтобы по результатам наблюдения, скажем, за пульсом или изучения урины больного суметь поставить диагноз и предписать необходимое лечение. Эти ученые доктора не тратили времени на такие вульгарные занятия, как осмотр тела больного или хирургическую деятельность, никто из них не взялся бы лечить перелом кости. И разумеется, ни один практикующий доктор не счел бы достойным себя предпринять вскрытие тела умершего ради того, чтобы разгадать тайны тела живого.

Супруга практикующего врача, вследствие утонченности его занятий, имела право быть представленной к королевскому двору, подобно супруге, например, адвоката. В то время как спутница жизни хирурга, например Пола Гибсона, такого права не имела.

Доктор вынул из часового кармашка часы, бросил на них взгляд и, улыбнувшись, извинился.

— Боюсь, мне придется оставить вас, джентльмены. Меня ожидает один из пациентов, навестить этого престарелого больного мне необходимо до двух часов пополудни. Я отдам распоряжение слугам подать вам чаю, не возражаете?

— Благодарю, не стоит беспокоиться. — Лавджой быстро поднялся на ноги, — Если припомните еще какие-нибудь детали, которые вам покажутся интересными, не откажите в любезности связаться с полицейским отделением на Куин-сквер.

— Разумеется.

Доктор Ньюмен не стал вызывать служанку, вместо этого он направился к двери вместе с гостями. Когда они спускались по ступеням лестницы, старый гончий пес поднялся со своей подстилки и затрусил рядом с хозяином.

— Хотелось бы узнать вот еще что, — обратился к доктору Себастьян, прежде чем присоединиться к магистрату на ярко залитом солнцем дворе. — Когда Николаса обнаружили мертвым, у него во рту не нашли никакого постороннего предмета?

— Действительно нашли. — Доктор наклонился и потрепал собаку за уши, на его лице отразилось какое-то легкое беспокойство. — Не могу понять, как случилось, что я забыл указать на этот факт в своем рапорте. Этот предмет был похож… как бы выразиться, он был похож на звезду. Картонную звезду серебристого цвета.

Мир и покой надеялся обрести Себастьян, когда не торопясь прогуливался по церковному двору между могильными плитами. Собственно, он всегда ощущал мощный поток эмоций в подобных местах, где жизнь представала неторопливым шествием времени и чередой перемен. Мир, окрашенный грустью, быть может, но не насилием.

Старый вяз рос рядом с дверью южного трансепта собора Святого Андрея, древней громады, возведенной еще норманнами. Стоя у подножия дерева, Себастьян смотрел на аккуратно выкошенную траву церковного двора, редкие, поросшие мохом могильные камни, изъеденные временем серые памятники. Над ближним розовым кустом жужжали пчелы, и тот тихо ронял в траву густо-красные свои лепестки.

«Даже здесь не найти мира, — подумал вдруг Себастьян, — самый воздух мне кажется словно заряженным тревогой и неутоленным гневом».

Лавджой кашлянул, привлекая его внимание, и спросил:

— Труп Николаса, по-видимому, был найден на этой могильной плите, как вам кажется?

Себастьян обернулся и увидел, что магистрат стоит около небольшого надгробия рядом с тропинкой, протоптанной от домика священника к южной двери церкви. Себастьян подошел к нему и стал разглядывать простой каменный памятник — обтесанные глыбы серого гранита, примерно восемнадцати дюймов высотой, служили опорами для лежавшей на них потрескавшейся плоской плиты. Надпись, сделанная на ней когда-то, частью скрытая лишайником, частью поврежденная временем и непогодами, была почти неразличима.