Он неохотно подчинился.

— Вы были вчера у Лильки?

— Ну… ну, я просто… я ее даже не видел, — залепетал он.

— Но заходили в больницу?

— Ну… просто передал… витамины нужны всем, а в апельсинах их масса.

— Правда, Лилька хорошая, да?

Я смотрела ему в глаза. Он с трудом выдавил:

— Да, — и тут же добавил:

— Я не хочу об этом говорить, — и повернулся к двери.

— А что вы хотите — чтобы она сошла с ума? — поинтересовалась вдогонку я.

Он вздрогнул:

— Так говорить нельзя. У нее просто сдали нервы. Она подлечит их и вернется.

Что-то в его тоне тронуло меня неизмеримо.

— Только в случае, если те, кто ее любит, ей помогут, — ответила я.

— Но что мы можем сделать, Таня?

Он произнес это горько и устало.

— Можно сделать многое, — твердо возразила я. — Главное — ее любить. Я ведь знаю Лильку много лет, и я знаю, что говорю.

— Вы, наверное, действительно можете ей помочь. Потому что она любит вас, Таня. Вы и сами не понимаете, как вам повезло. Мало кто на свете способен любить так, как она. Она вообще удивительный человек, правда?

— Правда.

В душе моего собеседника словно вдруг упал некий барьер, и все слова, скопившиеся за ним, хлынули на меня буйным потоком.

— Она ни на кого не похожа. Она… знаете, она словно какой-то эльф, житель другого мира. Мы с вами озабочены разной суетой, а ей она безразлична. Она живет жизнью духа, понимаете? Все остальное проходит, ее не касаясь. Глаза и волосы, а больше словно и нет в ней ничего. Я раньше не думал, что кто-то и впрямь способен заболеть от любви, а вот она способна. Она…

Он перечислял достоинства моей подруги еще долго-долго. Кое в чем он был прав, кое в чем ошибался, но это было неважно. Главное, он любил. Любил по-настоящему. Лильке наконец-то повезло. Она нашла свою половину, и она будет счастлива.

— В следующий раз вы должны повторить все это ей.

Владимир Владимирович остановился на полном скаку.

— Это невозможно. Она любит Сергея. Он умер, но она все еще его любит. Я не могу оскорбить ее своими дурацкими чувствами. Это кощунственно.

— Она не любит его и никогда не любила, — отрезала я и поразилась тому, как ловко, оказывается, умею врать. — Она любит вас, только пока не понимает этого. Поверьте мне. Я знаю ее много лет, и я знаю, что говорю. Она внушила себе, что влюблена в Сережку, потому что вы молчали, а он… вы же знаете, как он себя вел. Она переживает из-за его смерти, поскольку она необычайно чуткий человек. И она будет переживать еще долго, и болеть, и мучиться. Неужели вам не больно было на нее смотреть? Но, когда она узнает, что вы любите ее, ей станет легче. Конечно, она не сразу поймет, что тоже любит вас и любила всегда, но поймет, поверьте. Главное, чтобы вы ей сказали. Я не вижу другого способа ей помочь. Она не выйдет из больницы, пока вы ей не скажете. Я знаю ее много лет, и я знаю, что говорю.

Возможно, моим рассуждениям не хватало логики, зато эмоций было с избытком.

— Боюсь, я не смогу, — потерянно выдохнул Владимир Владимирович. — И вообще, я старый. Между нами семнадцать лет.

— Ей нужен взрослый человек, а не мальчишка. Ее надо оберегать, правда? Она такая хрупкая. А мальчишка этого сделать не сумеет, ведь вы согласны?

— Да, пожалуй.

И мы снова говорили, говорили, я оголтело мешала правду с ложью, громоздя одно на другое, и через некоторое время поняла, что мой собеседник почти поверил и почти счастлив. По крайней мере, что он решился. Я же чувствовала себя так, словно перетаскала на себе огромную гору камней. Каждая косточка ныла, каждая мышца болела, а в висках громко стучала кровь. Но почему-то я не вернулась в сектор и не села за стол отдохнуть, а отправилась в конец коридора, где на стене висело большое зеркало.

Я внимательно изучила свое отражение. На эльфа я не похожа, и ничего необычного во мне нет. Такая, как все. К тому же толстая. Ну, что это за щеки? Так и хочется ткнуть пальцем — бамс! А плечи? У Лильки вот здесь торчит кость, а у Вики даже несколько. У меня же все до противности гладко. И грудь… и бедра… Просто ужасно! Про меня никто не отважится сказать, что я живу жизнью духа. Сплошная плоть кругом. Поэтому я и нравлюсь всяким престарелым ловеласам, типа Марченко или Зубкова, а нормальному мужчине даром не нужна. Господи, зачем я такая несчастная?

Обедать я в тот день не пошла. Я осознала, что мне срочно надо худеть. Голод отнюдь не повысил моего и без того не радужного настроения. Я чувствовала себя какой-то неправильной, нескладной. В подобном состоянии я не рискнула продолжать расследование — наверняка лишь напорчу. К тому же идти к соседям допрашивать Риту мне не хотелось, поскольку там была Галя. По непонятным причинам она при виде меня впадала в гнев, а мне было жаль ее и не хотелось мучить. Если б не предательство Андрея, он бы выведал у Гали, в чем дело. Ему б она сказала, а мне вряд ли. Так что я решила переждать. Однако мне это не удалось.

— Танечка, ну как, нашлась ли дискета с вирусом? — неожиданно подсела ко мне Анна Геннадьевна.

Я изумленно на нее посмотрела. Учитывая, что любую новость она узнавала раньше всех в секторе, вопрос показался довольно странным. Впрочем, вслух я просто произнесла:

— Нет, к сожалению.

— Это точно сглаз, — удовлетворенно кивнула она. — Причем на тебе. Ты не хочешь снять с себя венец безбрачия?

Я опешила:

— В каком смысле?

— В самом прямом. Тебя кто-то сглазил. Тебя не удивляло, что ты до сих пор не замужем?

— Никогда, — честно поведала я.

— А зря. А то у меня есть одна знакомая ворожея, так она творит чудеса.

— Спасибо, но мне чудеса не требуются.

— Ты просто сама не понимаешь, как рискуешь. Тебе надо быть очень осторожной, Танечка. Очень. Такие вот, сглаженные, все время подвергаются опасности.

Эпитет «сглаженная» восторга у меня не вызвал. Я твердо заявила:

— И почему вы решили, что меня сглазили? По-моему, со мной все в порядке.

— Ну, не сердись, Танюшка! Я же вижу. Вот ты поссорилась с Андрюшей, так? Хотя сейчас тебе это совсем ни к чему. Еще поссорилась с Галей. И с Ритой. И, если ты не займешься собой, дальше будет еще хуже. Такие, сглаженные, должны сидеть тихо, а стоит начать действовать, как они со всеми портят отношения. И ведь это только начало! Дальше бывает совсем плохо.

— И что значит — начать действовать? — уточнила я.

— Ну, вот, как ты сейчас. Подходишь к человеку и что-то выпытываешь. Владимир Владимирович сегодня после тебя вернулся сам не свой. Тоже скоро поссоритесь. А вчера пытала бедную Вичку. Имей в виду, банка после покойника для сглаженного самый вред. Тебе даже говорить о ней вредно, не то что искать. Если сглаженный неосторожен, то может и умереть.