– Так-то я русская, – легонько пожимаю плечами, с интересом наблюдая, как осознание блекло отражается в шокированном взгляде.

На недоверчивый вопрос «ты русская?», отвечаю спокойное, произнесённое на родном языке: «Да».

Дальше всё происходит по стандартному сценарию. Я редко рассказываю людям о своём истинном происхождении, но в случае с Джимом реакция вполне похожа – замешательство, медленно перетекающее в шок. Сначала наступает стадия анализа, где взвешиваются все известные факты обо мне. Затем обрушивается лавина вопросов относительно имени, произношения, образования и бла-бла-бла. Правда, у Со Джина голос ниже, бархатнее, да и интонация интереснее… Вот только всё это к делу сейчас вообще не относится!

Чуть встряхиваю головой, пытаясь включиться в текущий момент беседы, а не бездумно позволять «бархату» пробираться под кожу.

– Да, понимаю, Мэри Хоук звучит сугубо по-американски. Мне было проще изменить имя, пока я училась в Америке, чем пытаться каждого встречного научить произносить Маша или Мария правильно. А фамилия моя Соколова. В переводе на английский и есть Хоук.

Затихаю. В груди появляется смешанное чувство, бесцеремонно пытающееся выйти на связь через туго сжимающееся сердце. Давно я не произносила настоящее имя, не думала, что это может вызвать цепную реакцию из тоски по родине, перемешанную с горьким привкусом яда матери.

В это время Ли не упускает возможности отпустить шутку, что моя тяга к соджу (думаю, имеется в виду алкоголь, если я правильно слово запомнила) вполне обоснована. На что лишь закатываю глаза и неодобрительно качаю головой, мол: мог бы и что-то оригинальнее придумать. А затем встаю с лавки, стараясь не опираться на больную ногу.

– Ладно, поздно уже, думаю, пора домой…

Не буду врать, мне хочется поболтать ещё немного, но: «а» – с Со Джином разговор обычно сворачивается ещё на стадии произнесённого мною вопроса; «б» – треклятая нога начинает так противно ныть, что желание закинуться обезболивающим и вытянуться на кровати побеждает всё остальное. Собственно, герой и не спорит, готова поклясться, – сам мечтает от меня избавиться.

Вместе с Ли собираю контейнеры и отправляю их в ближайший мусорный бак. Стараюсь не отвлекаться на ногу, вот только пока делаю два несчастных шага в сторону урны, на мои прихрамывания обращает внимание спутник.

– Болит? – многозначительно кивает парень, а я уже так устала его напрягать, что решаю «проехать тему».

– Да всё нормально, не бери в голову, – улыбаюсь, надеясь, этого достаточно, но Со Джин неожиданно подходит ближе и повернувшись ко мне спиной опускается на корточки.

Застываю. Глаза расширяются, а немой вопрос «что происходит» лучится практически видимой аурой.

– Чего стоишь? – спрашивает брюнет, повернув голову. – Запрыгивай, – на этих словах он мягко стучит ладонью по своему плечу, и моя челюсть начинает опускаться под силой земного притяжения, точнее шока.

– Серьёзно? – я должна убедиться, что не сошла с ума.

Вместо ответа Ли снова хлопает по спине, а я… А что я, дура от такого отказываться? Пусть всё это и дико странно!

– Ладно, но потом не упрекай меня в том, что я на тебе езжу, – говорю сквозь ухмылку, перекидываю сумочку через плечо, чтобы не падала, подхватываю шлем, надевая тот на левый локоть, и занимаю «вип» место на невероятно притягательной спине.

Со Джин легко поднимается, поддерживая мои ноги под коленями. Я крепко обнимаю его, опускаю подбородок на плечо и неосознанно прикрываю глаза. Нос практически сразу улавливает одуреть какой вкусный парфюм, от чего сердце предательски ускоряется. Чужое тепло приятно растекается по телу, согревая и окутывая, словно махровый плед. Не могу перестать улыбаться, хорошо Ли не видит, а то подумал бы, что я головой треснулась. А ведь может и правда треснулась?..

В памяти практически сразу всплывает день, когда я чувствовала себя столь же уютно. Момент, в котором меня с той же заботой катали на плечах.

– Последний раз меня так папа носил, ещё в детстве. – Мы совсем чужие, и я, вроде как, не должна делиться сокровенными воспоминаниями, однако с Со Джином хочется. – Мне было семь, практически взрослая девочка, но это его не останавливало. Папа был невероятно добрым, открытым и отзывчивым человеком – моим героем, всегда и во всём. Никого в жизни я так сильно не любила, как его. И мне кажется, никто никогда не любил так сильно меня…

Тяжело вздыхаю, опуская щеку спасителю на плечо. От движения его сустав неприятно врезается в скулу, поэтому приходится поднять голову и уткнуться носом в короткие волосы на затылке.

– Правда, его рано не стало. Разбился на машине… – добавляю пару секунд спустя, но полной картины не раскрываю, не нужно ему это. Личное! Слишком личное!

Готовлюсь ощутить неприятное покалывание в груди от осознания – ляпнула лишнего – но оно не появляется, и шумно выдыхаю сквозь грустную улыбку, понимая, почему так происходит:

– Ты мне чем-то его напоминаешь. Не помню, чтобы обо мне кто-то заботился за последние восемнадцать лет так, как ты за эти два дня. Правда, папа это делал, потому что любил. Твоё же терпение и участие являются чем-то невероятным. Так что в следующий раз, если захочешь произвести впечатление на девушку, не нужно изобретать выигрышный образ, будь просто Со Джином.

И скорее неосознанно, чем намеренно, я прижимаюсь к Ли чуть сильнее, с трудом подавляя желание оставить невинный поцелуй на его виске, внезапно приходя к выводу – хочу узнать этого человека лучше. Отказываюсь даже думать, что он станет проходящим пятном в памяти. Желаю большего… Но вот чего именно: дружбы или романтики – ответить даже себе не решаюсь. Возможно, пока просто не знаю.

«Соджу – лучшее лекарство от боли, как душевной, так и физической», – думаю я, предвкушая первый глоток, уже практически чувствуя сладковато-горький привкус на языке и мягкое тепло, растекающееся по груди. Ни о чём другом думать не могу. Поправка – не хочу. А то мысли какие-то сегодня неправильные, не о том…

И только я собираюсь приложиться к стакану, как американка бесцеремонно выхватывает его из моих рук, начиная жадно пить!

«Эй, полегче! Это же не пиво…» – хочу крикнуть, но слова застревают в горле, когда девушка болезненно шикает. Видимо, алкоголь обжёг янки разбитую губу.

– Дурёха, есть же соломинка, – бурчу на корейском.

Не задумываясь, беру бумажную салфетку, прикладывая ту к ранке в уголке припухшего рта, но осознаю свои действия лишь некоторое время спустя и конкретно так «зависаю».

Что я сейчас сделал? Нашёл-таки повод прикоснуться?.. Ну, нет… это же исключительно в лечебных целях и никаких скрытых мотивов! Правда же? Никаких?

Секунда, две, три… Ничего не происходит. Мэри смотрит на меня, я на неё, всё ещё чувствуя пальцами жар чужих губ через обрывок тонкой бумаги. Ей богу, наше оцепенение начинает напоминать игру «тише едешь, дальше будешь», вот только кто игрок, а кто ведущий – не ясно. Ещё и сердце… Какого чёрта оно так сильно стучит? Везде! В груди, в висках, на кончиках пальцев?! Или, падая с мотоцикла, я всё же сломал пару рёбер, поэтому теперь любые процессы организма, даже совершенно обыденные, причиняют боль? А боль ли это?..