XV в. В 1433 г., например, генуэзский корабль с квасцами был захвачен в Чембало мангупским князем Алексеем[790]. В 1464 г. трапезундские квасцы были доставлены в Брюгге[791]. Османы приобрели месторождение в Колонии в 1473 г. и причислили его к казне[792]. В XVII в. Эвлия Челеби также описывает карахиссарские квасцы. Однако уже не было речи об их широком экспорте, а главное их применение автор усматривал в ювелирном деле и хирургии. Впрочем, отмечает путешественник, «у них есть множество других достоинств»[793]. Сужение сферы использования квасцов симптоматично и указывает, возможно, на перемены как в производстве, так и в торговле.

В отличие от генуэзцев венецианцы, видимо, не практиковали масштабной торговли квасцами. Примечательно, например, отсутствие упоминаний о квасцах в торговой книге Дж. Бадоэра. Происхождение квасцов, привозимых на венецианских вооруженных и невооруженных судах с Леванта, в большинстве случаев установить невозможно. Тем не менее Республику св. Марка беспокоил вывоз этого товара, минуя Венецию, в Пизу. Сенат отмечает ущерб от этого государству[794]. А само указание Пизы свидетельствует о сосредоточении этой торговли в портах западного побережья Италии: недаром и Пеголотти измерял квасцы генуэзскими кантарами. В Венеции был введен особый налог на квасцы. До 1424 г. при его взимании квасцы дифференцировались как по качеству, так и по месту происхождения. В 1424 г. Сенат ввел единый налог, учитывающий только деление квасцов на de sorta (10 гроссов за милиарий) и de rоcha (15 гроссов за милиарий)[795]. Расходы купцов, зависящие от длины пути, не учитывались.

Сведения о ценах на трапезундские квасцы единичны. М. Балар отметил их относительную стабильность в конце XIII — середине XIV в.[796] В 1281 г. в Пере 17 мешков трапезундских квасцов весом 1370,8 кг стоили 22 перпера или 1,3 перпера за кантар[797]. В Генуе в 1292–1297 гг. цена на квасцы была 46–50 сольди за кантар[798] или 4,36 перпера за кантар по курсу того времени[799]. Разница цен значительна, что указывает на доходность торговли.

На территории Южного Причерноморья и прилегавших к нему областей находилось несколько серебряных рудников: в районе Тцанихи (Гюмюшхане), у Пайперта (Байбурта), у Амасии (Гюмюш)[800]. Два из них могли действовать на территории Трапезундской империи: в районе Тцанихи и в Аргирии, на побережье между Керасунтом и Триполи. Не исключено также, что в трапезундские аспры перечеканивался и металл, поступавший в виде слитков и монеты из Турции в период до 1297 г., как предположил Э. Брайер. Он, однако, оставил открытым вопрос о возможности добычи при Великих Комнинах серебряной руды в Халдии — области, особенно тщательно обороняемой трапезундскими императорами от любых противников[801]. Интенсивность трапезундской чеканки серебряной монеты, широкое обращение аспров комнинатов как на территории империи, так и в прилегающих к ней областях, свидетельства о расчетах по коммерческим сделкам в аспрах Трапезунда подтверждают, во всяком случае, положение о значительных ресурсах серебра в Понтийском государстве. Добыча серебра и местная чеканка в полной мере обеспечивали потребности рынка. В источниках имеются упоминания также и о торговле серебряными изделиями в Трапезунде[802]. Пеголотти также писал о продаже серебра в Трапезунде на libbre sottili[803]. Ввоз и вывоз серебра был беспошлинным. Серебро в монете и слитках свободно вывозилось из Трапезунда[804], но оснований говорить о широкой торговле им как металлом пока нет. Серебро выступало в роли денежного эквивалента, и экспорт слитков в значительных количествах: не прослеживается по источникам. Ввоз серебра итальянскими купцами производился для оплаты товаров[805].

В отличие от серебра медь в значительных объемах, поступала на продажу. Основным местом ее разработок был район Кастамона, откуда медь экспортировалась через Синоп. Кастамон, как писал Лаоник Халкокондил, был единственным местом в Анатолии, где добывалась медь. Она была лучшей по качеству, после иверийской, доходы с нее, писал византийский историк, составляли 200 тыс. золотых статеров, а дань, которую ежегодно получал турецкий султан в середине XV в., равнялась 50 тыс. золотых[806]. Дань эту, кстати, уплачивали не. наличными деньгами, а самим металлом[807]. Критовул справедливо назвал медь самым большим богатством Синопа. Ее в изобилии добывали, обрабатывали и продавали как в Азию, так и в Европу[808]. Сразу после османского завоевания Кастамона, которое отчасти и было спровоцировано желанием султана овладеть этим богатством[809], доходы, полученные от экспорта меди, составляли, по оценке Я. ди Промонторио, 150 тыс. дукатов, почти половину всех поступлений в казну рт анатолийских провинций[810]. Добыча меди продолжалась при османах. Центром ее были рудники Кюре в Касталоне, к концу XVI в. дававшие свыше 300 т меди, стоимость которой составляла 2753 тыс. акче в год[811].

В больших количествах медь экспортировалась в «Каффу. Продавали ее греки, мусульмане Синопа, а также генуэзцы[812]. Медь была большой ценностью, а в XV в. шла на изготовление пушек и пороховых бомбард. Генуэзцы не только закупали ее в больших количествах, но и захватывали корабли, перевозившие этот металл османам[813]. Генуэзцы создавали торговые общества для приобретения меди в Синопе и Кастамоне[814]. Медные слитки, бруски, листовая медь в XIV–XV вв. были постоянным товаром, вывозившимся через Перу на Запад[815].

Венецианцы, как и генуэзцы, занимались торговлей медью[816]. Галей «линии» вывозили медь Кастамона (rame de Castemena) из Синопа через Константинополь в Венецию[817].

Возможно, что кроме Пафлагонии медь в ограниченных количествах добывалась и на Понте. Однако «свидетельства об этом относятся к более позднему периоду[818].

Из Синопа в Симиссо и Каффу доставляли также селитру[819] и порох[820]. В Тавризе продавали также ртуть[821], но экспортировалась ли она в сколько-нибудь значительных масштабах через порты Южного Черноморья, неизвестно. Нет данных и об экспорте железа, выплавлявшегося в античности и в раннее средневековье из так называемых «железоносных» песков в Халивии[822]. Плавка железных руд, после трудоемкой промывки, требовала высоких температур и, следовательно, большого количества древесного угля. Такая плавка продолжалась в эпоху Великих Комнинов в ограниченных масштабах, для местных потребностей, но не для рынка[823].

Торговля оружием, возможно, была налажена в Синопе. Выше мы упоминали стрелы и арбалеты. Железные кольчуги, булавы, шлемы преподносились правителем Синопа Исмаилом султану Мураду в 1444 г. Вряд ли этот набор даров (кроме оружия в него вошли лишь кони, также традиционный кастамонский товар) случаен[824]. Вероятно, он отражает специфику местного ремесленного производства.

Оценивая номенклатуру экспорта из портов Южного Причерноморья, можно заметить региональную специализацию: из Трапезундской империи экспортировались