Смотрела в сторону да ни на ком взгляд не задерживала, больше в ту сторону и не взглянув ни разу. Обозы уже стали разгружать да распрягать лошадей, телеги хазарские тоже в стороне не остались. Вейя насторожилась, когда из одного обоза вышла девушка, высокая, с покатыми бёдрами, волосы намитка скрывала, только и торчал из-под неё кончик золотистой, как латунь, косы. Вейю даже жаром обдало — что делает полянка в кагановской ватаге? Даже оторопь взяла, а когда показалась и ещё одна девка, чуть помладше, внутри потемнело даже — уж не силой ли везли девушек этих? Но те вроде и не выглядели пленницами, и никто за ними не присматривал, стало быть, по своей воле в хазарском отряде. Вейя уже лучше рассматривала каждую, та, статная, с прямой твёрдой линией губ, смотрела так, будто хозяйкой была в отряде, невольно Любицу напомнила, хоть казалась и не сильно старше самой Вейи. Интересно вдруг стало, кто такая и что делает в отряде Тамира? Уж не полюбвница ли какая, вон как подбородок гордо держит. Укололо изнутри горячей иглой что-то нехорошее. Вейя отвернулась — какое ей дело до них, хоть даже и постель с ним делит.

Вскоре рядом не оказалась и гридней, все куда-то уж разошлись, а о Вейе будто и забыли вдруг разом, даже досадно стало, ведь когда помощь нужна — никого не оказалось. Далебор тоже затерялся — и хорошо. Не сталкиваться бы с ним больше. В хороминах скорее бы спрятаться да выдохнуть свободнее.

Терем тут высился здоровый, массивный, как стены тына, с рядами тёмных концов, с бесчисленными крыльцами высокими да переходами крытыми — в них и заблудиться, верно, можно. Долго Вейя ждала, пока набежали челядинки, но не спешили гостье помогать, всё хихикали, поглядывая в сторону хазар, переговариваясь меж собой, о Вейе позабыв вовсе, румянились их щёки, как яблоки в лучах Даждьбога, пока не разогнали их женщины старшие — вот кому влетит потом за нерасторопность. Шумела, кипела здесь своя жизнь, к которой привыкать нужно будет ещё долго. И снова на Вейю нахлынула грусть, вот так неожиданно. И сразу будто темнее стало, потускнели и закатные лучи на бревенчатых стенах. О том, что отцу может быть худо сейчас, старалась не думать.

Забрав вещи Вейи, челядинки повели ее к хороминам. На крыльце она всё же ещё раз обернулась, выхватывая взглядом Годуяра, ждать теперь, когда вновь к себе зазовёт. И ожидание мукой пронеслась по сердцу. Оставалось надеяться и богов молить, чтобы скорее всё наладилось да сход побыстрее прошёл. Ведь кому-то сейчас помощь нужна, да только время не подгонишь, на то воля свыше.

Толстые стены дома разом отгородили от звуков уличных и суеты, поглотив Вейю в холодном сумраке. Сразу тревожнее сделалось — что здесь одна станет делать? Ведь не знает ведь никого, а князю не до неё вовсе. И лучше бы поближе к нему, да никто её не пустит к мужнему стану. Ждать застолья общего, да оно нескоро будет, пока гостей не расселят, бани не истопят...

Дошли до женского стана. Челядинки носились в заботах домашних по хороминам, взволнованные, раскрасневшиеся, да всё же задерживали взгляды на Вейе — верно, каждой любопытно, кто такая, чья дочь и зачем в Каручай приехала.

Вейя вошла в светёлку тёплую, что на втором ярусе ей отрядили. Челядинки вещи её внесли следом, разожгли светцев побольше — за окном уже совсем потемнело. Запахло густо смолой и мёдом, напомнив отчий дом: это не в отряде, где пропитываешься насквозь шерстью и горьковатой кожей. Хотя Вейя и не чурилась отправляться в путь дальний, и было даже в том своё очарование: жар костров, что так ощутим в вечерней прохладе, сладкий вкус ягодных взваров, глубина небоската, полоса сизого окоёма, уходящая в даль, запахи сухих трав, от которых кругом голова — всё это затягивало и будоражило. Поэтому и отец никогда не сидел подолгу в остроге, всё норовил из стен уехать, а куда — то уж неважно. Вейю, конечно, редко брал даже на объезд, и потому порой казалось, что где-то в глубине хотелось ему сына, чтобы с собой повсюду брать, а с девки какой спрос — детей плодить, очаг беречь.

Подождав немного, Вейя поняла, что за ней никто не пошлёт, стало быть, можно готовиться и на ночёвку, Годуяр верно занят нарасхват. И уж оставалось гадать, что там происходит. Как встретили хазарича, ведь, верно, в хоромине где-то отрядили место. Вейя плечом повела, даже не по себе стало, что под одной крышей, и лёгкое волнение прокатилось тёплой волной по уставшему с пути телу. Вейя, выдохнув шумно, прошла к оконцу, приоткрыла волок, пустив внутрь вечернего воздуха. Отсюда и не видно ничего, только рваный клочок облака на угасающем небоскате, зато слышны вдалеке будто глухие голоса мужей, видны яркие отсветы костров. Сон наваливался тяжёлым пухом, и веки уже смежались, но всё же сгорала от любопытства. Хоть бы краем уха услышать, о чём там речи ведут, вдруг пропустит что-то важное? Пришлось одну из челядинок зазвать в горницу да вызнать хоть что-то, и спокойно лечь спать.

— В гриднице князья сейчас, — ответила пышнотелая челядинка с пшеничной длинной косищей, хлопая на Вейю серыми глазами-лукошками.

— А хазарины? — спросила Вейя, злясь, что каждое слово пришлось клещами из неё вытягивать.

Челядинка смущённо взгляд потупила.

— Тот, кто главный их, я поняла сразу, высокий такой, с глазами чернючими — тоже там, вечернюю трапезу справляет со всеми.

И так внутри встрепенулось всё, что впору хоть одевайся, сызнова косу сплетай да туда иди. Да только как на неё посмотрят все после?

Вейя, расстроившись, отпустила челядинку. Конечно, можно было её попросить, чтоб последила за всем, да она чужая тут, кто её послушает? Да и, не дай Боги, узнает княгиня о том, на Вейю косо смотреть все станут, она и так вороной белой приехала с мужами. С неутешным чувством досады легла в постель да уснуть скорее постаралась…

***

...Проснулась Вейя от того, как затопали за дверью шаги быстрые, и удивилась — око уж поднялось давно над лесом, заглядывая в так и оставшееся раскрытое настежь оконце, не успела с постели встать, что постелили гостье мягко, как вбежала в горницу запыхавшаяся чуть та челядинка мягкощёкая.

— Вставать тебе нужно, княгиня к себе кличет, утренничать.

Вейя так и оторопела, а она-то думала никто её и не возьмётся, да рано расслабилась. Пришлось поторопиться. Умылась как следует, и Зимка — так кликали челядинку — помогла собраться, косу заплести да ленту повязать с тонкими латунными кольцами, рукава платья верхнего, то что до колен, на этот раз бледно-золотистого, тесьмой подвязать, поясок вокруг талии обернуть два раза, да завязать узелком опрятным, расправив концы, что почти к полу свисали кисточками. Значит, жена князя Звенимира, что держал в своих руках крепость, прослышала о племяннице Годуяра. Волнение заплескалось где-то аж в горле, Вейя и не знала, чего ждать от встречи этой, со многими ей знакомиться придётся. И пока дошли до горницы княгининой, казалось, и с душой рассталась — такое волнение охватило, уходя дрожью в пальцы и колени.

Горница, в которую провела по переходам ещё сумрачным Зимка, вровень с той, где Вейя ночевала, не шла: широкая, светлая, оконца тут побольше, хоть так же волоком прикрывались — всё же крепость, на стенах шкурки разные, но всё равно без излишеств и красот, строго и надёжно. И напрасно Вейя думала, что княгиня одна гостью встречать станет. Не одна.