Эсэсовец вошел и, удивленный, остановился на пороге.

Высокое Лицо, которого знала и боялась половина рейха, сидел за своим огромным столом и жег в чугунной пепельнице какие-то бумаги.

– Вы сделали то, что я поручил вам, Рейнхард? – проговорило Высокое Лицо обманчиво мягким голосом.

– Так точно, ваше превосходительство!

– Свидетелей не осталось?

– Ни одного, ваше превосходительство!

– Вы в этом уверены, Рейнхард?

– Так точно, ваше превосходительство! Я лично проследил за этим и лично ликвидировал последних!

– Вы ведь понимаете, Рейнхард, как это важно! – Его превосходительство затушил пепел, встал из-за стола и заходил по кабинету, заложив руки за спину. – Война еще не проиграна! Вернее, с формальной точки зрения она проиграна – мы капитулируем, это дело двух-трех месяцев…

Штандартенфюрер попытался протестовать, но его превосходительство одним резким, властным жестом отмел эти возражения:

– Да-да, Рейнхард, мы капитулируем, это дело решенное, но на этом война не кончится. Мы восстанем из пепла, как птица феникс! Мы соберем старых бойцов под свои овеянные славой знамена! В строй рядом с ветеранами встанет молодежь, прекрасная молодежь, которая вырастет за это время. Но для этого, Рейнхард, нам понадобятся деньги, много денег! И вот тут клад, который вы спрятали, сыграет свою историческую роль!

Его превосходительство подошел к окну, повернувшись спиной к штандартенфюреру, и уставился в мрачный прямоугольник, ограниченный тяжелыми портьерами.

За окном лежал в развалинах нищий, разрушенный Берлин. Редкие прохожие пробирались между руинами и баррикадами, построенными последними защитниками города.

– Он сыграет свою историческую роль, Рейнхард, – и родина вас не забудет!

Его превосходительство вернулся к столу, сел в глубокое кресло с резной спинкой, выдвинул ящик стола и продолжил:

– Это золото, скопленное вредоносными еврейскими пауками, которые столетиями эксплуатировали честных арийских тружеников, послужит благородной, священной цели! На эти деньги мы купим оружие, оружие возмездия, которое позволит нам продолжить борьбу. На эти деньги мы воспитаем новых борцов, сотни и тысячи молодых арийцев, которые продолжат наше святое дело! Вы понимаете, Рейнхард, как это важно?

– Я понимаю… разумеется, я это отлично понимаю, ваше превосходительство! – Офицер откашлялся и добавил: – Кстати, ваше превосходительство, я должен доложить, что один предмет из реквизированных ценностей не был захоронен вместе с остальными. Это произошло случайно, и я принес его, чтобы отдать вам… чтобы вы использовали его в тех же целях…

С этими словами офицер положил на стол тяжелый золотой портсигар.

– Вот как? Отлично, Рейнхард, отлично! – Его превосходительство небрежно бросил портсигар в ящик стола. – Вы поступили правильно, я в вас никогда не сомневался…

Взгляд штурмбанфюрера невольно обратился к выдвинутому ящику. Что в нем? Орден, который ему вручат за успешно выполненную операцию? Приказ о новом назначении?

– План у вас?

– Да, вот он, ваше превосходительство! – Штурмбанфюрер протянул хозяину кабинета лист тонкой, полупрозрачной папиросной бумаги с нанесенным на него схематическим рисунком.

Его превосходительство бережно взял заветный листок, положил его в ящик стола и снова заговорил:

– Это золото послужит фундаментом для величественного здания! Может быть, мы с вами его не увидим, но оно будет построено, и наши дети, наши внуки войдут в него с гордо поднятыми головами! Это здание нового тысячелетнего рейха! Четвертого рейха! Может быть, мы начнем его строительство не здесь… далеко отсюда, где-нибудь в Южной Америке. Там есть люди, сочувствующие нашей борьбе…

Глаза его превосходительства сверкали, голос звенел, как будто перед ним был не один видавший виды офицер, а полный зал товарищей по партии или полный стадион народа.

– Это золото сыграет огромную роль, Рейнхард! И родина вас не забудет!

Штурмбанфюрер вздрогнул. Эти слова минувшей ночью он произносил перед тем, как устранить свидетелей. Лишних свидетелей.

Он побледнел и перевел взгляд с ящика на его превосходительство. Тот сжимал в руке пистолет, а на лице застыло сожаление.

– Вы сами знаете, Рейнхард, что свидетелей не должно остаться! Никаких свидетелей! Что известно двоим, то известно и свинье!

Штурмбанфюрер попятился. Он понял, почему его превосходительство отослал сегодня секретаря. Рука офицера невольно потянулась к кобуре, но он тут же вспомнил, что сдал оружие дежурному на входе в рейхсканцелярию.

– Не нужно, Рейнхард, не нужно! – проговорил его превосходительство, снимая пистолет с предохранителя. – Сохраните достоинство! Сыграйте до конца свою роль пламенного борца, готового положить жизнь за отчизну!

Его превосходительство вскинул пистолет, и черное дуло полыхнуло огнем.

Несмотря на то что ночка выдалась беспокойная, Надежда проснулась рано, чему весьма способствовала отличная погода. Золотая осень продолжалась, солнце светило во все лопатки, на синем по-летнему небе не было ни облачка. Надежда накинула куртку и вышла в сад. Ого! Солнце-то светит, но все же прохладно.

Она обошла участок, насыпала пшена в красивую деревянную кормушку, которая висела на корявой сосне, убрала опавшие кленовые листья и только тогда выпустила в сад Рози. Затем срезала увядшие георгины и заметила на кустах новые бутоны. И розы вовсе не хотели желтеть, а хотели снова распускаться. И яблоки вовсе не хотели падать, хотя Надежда старательно потрясла каждое дерево. И что делать? Собирать их или нет? Выкапывать георгины или еще подождать?

В конце концов, Надежда решила, что она тут не хозяйка. Пусть Александра Павловна сама разбирается. Надо, кстати, ее проведать и заплатить за палату, а то выселят еще, старшая сестра предупреждала, чтобы деньги внесли утром.

Надежда заперла собаку в доме и заторопилась на электричку, прихватив еще две банки повидла и яблок.

В хирургическом отделении царило странное возбуждение. Медсестры перешептывались, бегали из палаты в палату с испуганным и взволнованным видом.

Первым делом Надежда зашла в кабинет старшей сестры, чтобы заплатить за палату. Клавдия Петровна тоже была взволнована, отвечала невпопад, но деньги приняла и все бумаги оформила правильно – сказывался опыт. Распрощавшись с ней, Надежда отправилась в палату Александры Павловны.

Сиделка Вера была на посту, она как раз поправляла Александре Павловне подушки.

Бывшая коллега чувствовала себя неплохо и очень обрадовалась Надежде. Она была довольна тем, что Надежда перевела ее в платную палату, а то в прежней полная тетка храпела по ночам, как труба иерихонская, другая соседка злющая, как ведьма, а девчонка хамила напропалую и слушала громкую музыку.