Этим все и было сказано.

После того разговора у него осталось какое-то нехорошее впечатление, что его в этой игре тоже как-то начали использовать. Он испытывал легкое недоумение, как зритель первого ряда, которого вдруг пригласили на сцену и, не объяснив подробностей трюка, уже обвязали вокруг талии страховочный ремень. Еще чуть-чуть, и его, растерянного, испуганного, вздернут под самый купол – на потеху другим зрителям. Да, да, так, видимо, и задумывалось, и этот номер должен был стать «гвоздем» программы, а его, наивного, лишь заманили обещаниями показать феерическое представление.

Но отступать некуда.

Жертву выбрали за него – пожелали ее капризно, как вожделенный десерт. Не просто пломбир, а кулинарный шедевр из сливок, клубники, шоколада и многих, многих ингредиентов. Гурманские замашки!

О том, что жертвами становятся зачастую невинные, он не думал. Не с его обратившейся в проститутку моралью переживать об этом. У него, как у зомбированного солдата, была своя программа – вперед, вперед.

…Он стоял в коридоре, опираясь на круглую палку метлы, и дослушивал последнюю песню. И улыбка змеилась на его тонких губах: приятно было ощущать себя «вершителем судеб». Вот девушка, раззадоренная успехом, обласканная народной любовью, с ликованием в душе допевает свою последнюю песню в программе и даже не подозревает о том, насколько последнюю. А он, ее каратель, нетерпеливо сжимает в кармане вспотевшей от волнения ладонью синтетический шнурок. Мгновение, и все будет кончено. И он, старательно обойдя упавшее тело, пройдет дальше по этому плохо освещенному коридору. Повернет налево, скользнет тенью в подсобное помещение, где оставил спрятанным среди каких-то ящиков и тюков сверток со своей одеждой, быстро стянет синий рабочий комбинезон, оправдывающий его нахождение здесь, и, облачившись в свой незаметно-серый свитер и вытертые джинсы, удалится через служебный вход. А уже на улице смешается с толпой фанатов. Все просто, все очень просто. Только бы она на какое-то мгновение показалась тут одна. Но если что-то будет не так, он пройдет за ней до гримерки…

Она действительно появилась в этом коридоре. Но не одна. И, боже ты мой, как же он не оказался готов к такому повороту! Настолько, что чуть не выдал себя, от волнения опрокинув ведро и рассыпав собранный в него ради правдоподобности мусор. Но поспешно взял себя в руки и принялся с особой тщательностью подметать пол. И, дабы остановившиеся в коридоре девушки не обращали на него внимания, стал удаляться от них по коридору к гримеркам. Но, боже ты мой, боже ты мой, какое волнение! Какое волнение, от которого истерично забилось, будто в припадке, сердце и ладони взмокли настолько, что из них чуть не выскользнула метла. И колени дрожали, как после физической нагрузки. Он оказался не готов к такому – увидеть здесь их обеих, хотя ничего в этом странного нет. Они же ведь когда-то были вместе.

Вместе!

Он принялся мести пол с таким ожесточением, будто не мусор собирал, а выметал из души злобу, вызванную некстати возникшим видением этих двух обнаженных тел, сплетенных в порочной ласке.

Суки!

Он крепко сжал руками черенок метлы и стиснул зубы. Как же все некстати! Некстати появление тут ее, взболтавшей его хладнокровие, будто гоголь-моголь.

Ее профиль так настойчиво лез в глаза. А его взгляд блуждал по фигуре девушки с жадной похотью, от которой становилось душно в этом синем комбинезоне из плотной ткани до одурения. Вот она, разговаривая, небрежным движением головы откинула за спину тяжелую завесу черных волос, и он, наблюдавший за ней из глубины коридора, судорожно стиснул пластиковую рукоять метлы от нестерпимого желания коснуться этих волос, зарыться в них лицом, вдыхая смесь запахов шампуня и кожи (он помнил, что ее кожа пахла сладко, ванилью).

К черту жертву! Он пойдет сегодня за ней.

Он невольно сделал несколько шагов, рискуя выдать себя. Но девушки, увлеченные разговором, не обращали внимания на скромного уборщика. Хорошо! Ему даже удалось услышать часть их разговора.

– …Инга, недавно ты меня спрашивала об одном мужчине, который меня очень обидел, – начала рыжая.

И он невольно улыбнулся, услышав об «одном мужчине». Какой нелепый союз – ты и мужчина! Ты же насквозь, как бисквит – ромом, пропитана любовью лишь к своему полу. К таким же порочным шлюхам-лесбиянкам с обманчиво-невинной, как у тебя, внешностью.

– Я должна тебе рассказать…

– Меня не интересуют подробности! – поспешно перебила собеседница, обнимая подругу за плечи.

– Нет, я должна рассказать, потому что, боюсь, ты меня неправильно поняла. Ты спросила, была ли в моем прошлом история, связанная с обидевшим меня мужчиной, и я ответила положительно. Это так и было, но мне потом подумалось, что ты не это – не просто обиду – имела в виду. На самом деле существовал один парень, друг моего троюродного брата, как я уже сказала, который преследовал меня. У него был ко мне интерес, но меня всегда, сколько себя помню, волновали только девушки. Поэтому я отвергала его ухаживания. А он ужасно злился.

В шестнадцать лет я заканчивала последний класс и была отчаянно влюблена в одноклассницу. В нее никак не получалось не влюбиться! Она была… ангел. Настоящий ангел – невинный, белокурый, с васильковыми глазами. Отличница. Надежда школы. Образец нравственности, в отличие меня, испорченной своей «неправильной» любовью. Я была влюблена в нее крепко, до тихих истерик в ванной, до отчаянных мыслей о суициде, до безысходных стихов, которыми я каждую ночь исписывала страницы своего дневника, до шокирующих откровений на страницах той пресловутой тетради, о существовании которой никто не знал. Но этот дневник однажды каким-то образом попал в руки того парня, что меня преследовал. И, естественно, был прочитан. И с тех пор я попала в такую ситуацию, в сравнении с которой моя безнадежная любовь потеряла свою остроту. Он меня высмеивал, шантажировал, грозя обнародовать мою тайну, размножить страницы и разбросать их по школе, рассказать ангелу о моей порочной любви, опозорить и ее. Я жила в аду! И однажды решилась на отчаянный шаг. Переспать с тем ублюдком в обмен на мой дневник, который оставался у него. Он принял мою «жертву» – ведь этого он и добивался. А дальше… А дальше…

Рыжая стала задыхаться от волнения и вынуждена была остановиться, чтобы перевести дух.

– Лёка, я поняла, можешь не продолжать, – нервно зазвучал голос другой девушки.

– Нет, нет, ты не поняла! У нас так ничего и не произошло, потому что в последний момент я… сбежала. Мне удалось вырваться и удрать! Он даже раздеть меня не успел. Я бежала по улице, глотала морозный воздух и старалась утешить себя тем, что хоть он и увидел мою обнаженную душу, но не увидел моего тела.

А потом, конечно, он выполнил свою угрозу: пустил дневник по рукам. Не знаю, как я пережила тот позор. Девушка, о которой я тебе рассказала, перевелась в другую школу. Кажется, ее родители вообще поменяли район. А я еще долго подвергалась гонениям.

– Бедная моя…