Казалось, вся она соткана из теней, которые вокруг нее теснятся, а еще из лунного света и ночной росы. Он был счастлив с ней до беспамятства. Но на свете еще столько всего, всякого…

– Моя сестра – она теперь не с нами. – Миранда повернулась к нему спиной. – Она променяла нас на гоила.

– Так помоги мне!

Джекоб протянул к ней руку, но она ее отвела.

– С какой стати?

– Я не мог не уйти. Не навеки же мне тут оставаться.

– Вот и сестра моя то же самое говорила. Но феи не уходят. Мы неразлучны с местом, породившим нас. Тебе это было известно не хуже, чем ей.

Как прекрасна… Воспоминания уже плетут в темноте свою сеть, в которую вот-вот попадутся они оба.

– Помоги мне, Миранда! Прошу тебя!

Она вскинула руку и приложила палец к его губам.

– Поцелуй меня.

Казалось, он целует саму ночь или ветер. Моли впивались ему в кожу, и горечь утраты отзывалась во рту сладким привкусом пепла. Он выпустил ее из объятий, и на секунду ему почудилось, будто он видит в ее взгляде свой смертный час.

Откуда-то издалека донесся лисий лай. Лиса не раз ему говорила: она чует, когда он в опасности.

Миранда снова повернулась к нему спиной:

– Есть только одно средство против этого заклятия.

– Какое?

– Тебе придется убить мою сестру.

Сердце замерло, пусть на один только такт, и он ощутил, как страх холодным потом растекается по коже. Темная Фея. «Она превращает своих врагов в вино, которое пьет, или в железо, из которого ее полюбовник строит мосты». Даже Ханута и тот осип от страха, когда ему все это рассказывал.

– Ее нельзя убить, – возразил он. – Точно так же, как и тебя.

– Есть такое, что для феи пострашнее смерти.

И как-то сразу, правда лишь на миг, вся ее красота обернулась красотой ядовитого цветка.

– Сколько твоему брату осталось?

– Дня два. Может, три.

Из темноты доносились голоса. Остальные ее сестры. Джекоб так никогда и не выяснил, сколько их всего.

Миранда все еще смотрела на ложе, словно припоминая времена, когда они спали здесь вместе.

– Моя сестра сейчас у своего возлюбленного, в главной крепости гоилов.

Туда верхом дней шесть езды. Все пропало.

Отчаяние. Облегчение. Он не знал, что он почувствовал раньше и что сильней.

Миранда вытянула руку. Краснокрылая моль тут же села ей на ладонь.

– Ты еще можешь успеть. Если я выиграю для тебя время.

Вдалеке опять залаяла Лиса.

– Была когда-то принцесса, которую одна из нас прокляла, предсказав, что та умрет в свой пятнадцатый день рождения. Нам удалось отсрочить заклятие. Погрузив ее в глубокий сон.

Перед мысленным взором Джекоба предстал безмолвный замок, укутанный колючками, и безжизненное тело в светелке на башне.

– Она все равно умерла, – сказал он. – Ее так никто и не разбудил.

Миранда передернула плечами:

– Я усыплю твоего брата, а уж разбудить его – твоя забота. Но не раньше, чем ты разрушишь колдовские чары моей сестры.

Моль у нее на ладони чистила крылышки.

– Эта девушка, что пришла с вами, она с твоим братом, да?

Миранда провела босой ступней по полу, и из лунного света само собой соткалось лицо Клары.

– Да, – ответил Джекоб, сам не понимая, что он при этом почувствовал.

– Она его любит?

– Да. По-моему, да.

– Это хорошо. Иначе он может и не проснуться. – Миранда повела рукой, и Кларин портрет исчез. – Ты когда-нибудь с моей сестрой встречался?

Джекоб покачал головой. Какие-то размытые фотографии видел, рисованный портрет в газете – демоническая возлюбленная, фея-ведьма, способная переродить человеческую плоть в камень.

– Она самая красивая из нас. – Миранда отрешенно погладила его по щеке, словно пытаясь оживить в себе любовь, которую так остро чувствовала когда-то. – Не смотри на нее слишком долго, – сказала она тихо. – И что бы она тебе ни посулила, делай только то, что я тебе скажу, иначе твоему брату конец.

И опять лисий лай прорезал темноту ночи.

«Все хорошо, Лиса, – мысленно сказал ей Джекоб. – Все будет хорошо». Если бы еще понять как.

Он взял Миранду за руку. Шесть пальцев, каждый белее лилий на озере. Она позволила ему поцеловать себя еще раз.

– А что, если в награду за свою помощь я потребую, чтобы ты вернулся? – шепнула она. – Вернешься?

– А ты потребуешь? – спросил он. Хотя и страшился ответа.

Она улыбнулась.

– Нет, – проронила она. – Вот уничтожишь сестру, и считай, что мы квиты.

Уилл так ни разу и не оторвал взгляд от острова. Кларе больно видеть страх на его лице – страх перед собой, перед тем, что разузнает на острове Джекоб, а прежде всего – страх, что брат вообще не вернется и он так и останется один в своей каменной коже. О Кларе он вообще забыл. Но она все равно подошла. Когда любишь – никакой камень от тебя любимого не спрячет, а ему сейчас так одиноко.

– Джекоб скоро вернется, Уилл. Вот увидишь.

Он даже головы не повернул.

– С Джекобом никогда не скажешь наверняка, когда он вернется, – проронил он. – Поверь, я знаю, о чем говорю.

Они были с ней оба: чужак из пещеры, чья холодность все еще ядом разъедает ей сердце, и тот, другой, что стоял в больничном коридоре у палаты своей матери и всякий раз улыбался Кларе, когда она проходила мимо. Уилл. Тот, кого ей сейчас так не хватает.

– Он вернется, – убежденно повторила она. – Я знаю. И найдет выход. Он любит тебя. Хоть и не очень умеет это показывать.

Но Уилл только головой покачал.

– Ты его не знаешь, – бросил он, поворачиваясь к озеру спиной, словно не желая больше видеть в воде свое отражение. – Джекоб всю жизнь не может понять, что иные истории кончаются плохо. Что всему на свете, людям и вещам, когда-то приходит конец, и совсем не обязательно хороший. И не из всякого положения находится выход.

Теперь он снова от нее отвернулся – наверно, вспомнил о своем нефритовом лице. Но Клара-то ничего этого не видит. Для нее это все то же его лицо. Его губы, которые она так часто целовала. И даже глаза все еще те же, пусть и золотые. Но едва она протянула к нему руку, его передернуло – как и тогда, в пещере, и ночь снова пролегла между ними черной рекой.