– Ты что-то нашла? – без предисловий откликается Шон.

– Шон, я знаю его! Знала его, если быть точной.

– Кого?

– Малика.

– Что?

– Только тогда его звали не Малик. Тогда он был Гентри. Он работал на факультете психологии в университетском медицинском центре в Джексоне, когда я там училась. В то время он был с шевелюрой, но это один и тот же человек. Я не могла забыть его глаза. Он знал профессора, с которым у меня был роман. Он даже пытался приударить за мной. Я хочу сказать…

– Хорошо, хорошо. Ты должна…

– Я знаю. Я уеду отсюда так быстро, как только смогу. Я должна быть у вас через три часа.

– Не надо ждать у моря погоды, Кэт. Оперативной группе в самом скором времени очень захочется поговорить с тобой.

Спокойствие, которое я обрела в бассейне, куда-то улетучилось. Мне едва удается мыслить связно.

– Шон, что все это значит? Как такое может быть?

– Не знаю. Я должен позвонить Джону Кайзеру. Перезвони мне, пожалуйста, когда выедешь. Мы что-нибудь придумаем.

Хотя я в комнате одна и Шон не может меня видеть, я с благодарностью киваю.

– Хорошо. Скоро увидимся.

– Пока, девочка. Держись. Прорвемся как-нибудь.

Я кладу телефон на стол и беру листы бумаги из лотка. Теперь их уже три. Я поворачиваюсь лицом к двери кабинета, и вдруг она распахивается, словно сама по себе.

Едва не упираясь головой в притолоку, в дверях высится мой дед, доктор Уильям Киркланд, и на его худом, костистом лице явно читается тревога. Его выцветшие голубые глаза внимательно осматривают меня с головы до ног. Потом он медленно обводит взглядом комнату.

– Здравствуй, Кэтрин, – произносит он глубоким, размеренным голосом. – Что ты здесь делаешь?

– Мне понадобился твой факс, дедушка. Я как раз собиралась возвращаться в Новый Орлеан.

Из-за плеча деда выглядывает коротышка лет примерно тридцати. Билли Нил, неприятная личность, водитель, на которого жаловалась Пирли. Его глазки скользят вверх и вниз по моему телу, и результат наблюдений заставляет его губы кривиться в самодовольной ухмылке. Дед осторожно, но непреклонно заставляет своего водителя попятиться, входит в библиотеку и закрывает за собой дверь. На нем белый льняной пиджак и галстук. На острове он одевается как простой работяга, зато в городе неизменно выглядит джентльменом.

– Я уверен, ты не захочешь уехать до того, как мы поговорим, – роняет он.

– Дело довольно-таки срочное. Речь идет об убийстве.

Он понимающе улыбается.

– Если бы все было настолько срочно, ты вообще не стала бы приезжать в Натчес, верно? Или кого-то убили за то время, что меня здесь не было?

Я отрицательно качаю головой.

– Вот и славно. Хотя у нас здесь есть несколько личностей, в отношении которых могу сказать, что с удовольствием ускорил бы процесс их продвижения к месту последнего упокоения. – Он подходит к буфету. – Присаживайся, Кэтрин. Что будешь пить?

– Ничего.

Он с любопытством приподнимает бровь.

– Мне в самом деле пора ехать.

– Твоя мать сказала мне, что ты обнаружила кровь в своей старой спальне.

– Это правда. Я обнаружила ее случайно, но это определенно кровь.

Он наливает себе изрядную порцию скотча.

– Человеческая?

– Еще не знаю.

Я с тоской смотрю на дверь.

Дедушка снимает пиджак, под которым оказывается ручной работы рубашка с закатанными рукавами. Даже сейчас, в весьма преклонном возрасте, его жилистые руки выдают человека, который всю жизнь не гнушался физическим трудом.

– Но ты предполагаешь это.

– Почему ты так говоришь? Я никогда и ничего не предполагаю заранее.

– Я говорю так, поскольку ты выглядишь взволнованной и возбужденной.

– Дело не в той крови, которую я нашла. Меня беспокоят убийства в Новом Орлеане.

Он аккуратно вешает пиджак на вешалку в углу.

– Ты от меня ничего не утаиваешь? Я только что разговаривал с твоей матерью. Я знаю, как тяжело ты перенесла потерю отца, и это до сих пор преследует тебя. Пожалуйста, присядь, Кэтрин. Нам необходимо поговорить о твоих переживаниях.

Я гляжу на страницы факса, которые держу в руках. Оттуда на меня смотрит своим гипнотическим взглядом Натан Малик, заставляя поторопиться в Новый Орлеан. Но тут перед моим мысленным взором встают светящиеся отпечатки ног: один крошечный, оставленный босой ножкой, второй – большой, вероятно, след взрослого человека, обутого в сапоги. Меня притягивают убийства в Новом Орлеане, но я не могу уехать из Мальмезона, не разузнав побольше об этих отпечатках.

Я делаю глубокий вдох и заставляю себя присесть.

Дед опускается в кожаное клубное кресло и принимается с интересом рассматривать меня. Он являет собой весьма импозантную фигуру, о чем прекрасно знает. Уильям Киркланд выглядит именно так, как в представлении большинства людей должен выглядеть хирург, – уверенным, властным, не знающим сомнений и колебаний. Как если бы он способен был проводить операции, стоя по колено в крови и по мере ухудшения ситуации становясь только спокойнее. Господь наделил моего деда магическим сочетанием ума, мышечной силы и удачи, сдержать которые не смогла никакая бедность, а о его личной жизни уже слагают легенды.

Родившись в семье твердокаменных баптистов восточного Техаса, он выжил в автомобильной катастрофе, погубившей родителей, которые везли его на крещение. Его взял на воспитание овдовевший дед, и он вырос в юношу, который летом работал от рассвета до заката, а зимой добивался таких успехов в школе, что им заинтересовался лично директор. Получив за успехи в легкой атлетике стипендию для обучения в Техасском университете сельского хозяйства и машиностроения, он ввел в заблуждение призывную комиссию относительно своего возраста и, прибавив себе год, в семнадцать лет записался добровольцем в Корпус морской пехоты США. Через двенадцать недель рядовой Киркланд уже отправился на тихоокеанские острова, где удостоился Серебряной Звезды[8]и двух Пурпурных Сердец,[9]кровью орошая свой путь в Японию. Он оправился от ран, а потом воспользовался «солдатским биллем о правах»,[10]чтобы закончить Техасский университет, где получил стипендию для обучения в медицинской школе университета Тулейна в Новом Орлеане. Здесь он встретил мою бабушку, скромную и сдержанную слушательницу школы медицинских сестер университета Тулейна имени Г. Софи Ньюкомб.